Последние отзывы

  29  

— Но все-таки возможно?

— Иногда. Для Руфи удалось. Многие другие, конечно, так и остались без гражданства, когда их страны оказались в коммунистическом лагере. В случае с Руфью Хирш проблема усугублялась ее положением. Самый безопасный способ спрятать ее — это переодеть в платье послушницы, но, как вы понимаете, это было невозможно... Тем не менее у нас все получилось, и, как вы видели, малышка родилась и была окрещена здесь в сорок четвертом году.

— Как она связалась с вами?

— Через еврейскую общину. Как и многих других, ее направил к нам кардинал Делья-Коста, который держал связь с еврейской общиной через мэра Ла Пира. В Тоскане сотрудничали более двадцати монастырей, и нам удалось спасти много людей. Быть может, мы спасли бы еще больше, если бы не нежелание многих еврейских семей осознать, какой опасности они себя подвергают, пока уже не становилось слишком поздно... Руфь и маленькая Сара оставались здесь, пока не начали вывозить евреев. Стало очень опасно, поскольку постоянно проводились обыски, проверки, и мы не могли объяснить, откуда у нас ребенок. Мы переселили их в один из наших сиротских приютов за городом вместе с другими такими же детьми, которых мы прятали. Вот запись о переезде Руфи.

— Сестра Перпетуа... Так вы ее называли? Она когда-нибудь рассказывала об отце ребенка?

— По ее словам, их разлучила война. Она говорила о нем как о своем муже...

— Но вы ей не верили.

— Ей было восемнадцать лет, когда родился ребенок, и, как я уже сказала, некоторое время она уже жила во Флоренции. В таком случае, она должна была приехать сюда и тут же выйти замуж. Не нам судить. Мы должны благодарить Бога за то, что, как бы ни была трагична причина, нам удалось крестить их обеих.

Инспектор, ощутивший непонятное желание защитить Сару, чьему появлению на свет и смерти сопутствовала такая жестокость, сказал:

— Со слов ее соседей я понял, что мать Сары была замужем, то есть у нее была фотография ее матери и отца. Думаю, там был еще один ребенок. Она говорила о брате... — Судя по холодному взгляду сестры, защитить Сару он не сумел. Инспектор сдался. — Она уехала от вас сразу после войны?

Сестра Джон Долорес перевернула большие страницы и, ведя по бумаге высохшим белым пальцем, нашла нужную запись.

— Пятнадцатого января сорок пятого года. На тот момент у нее не было ни денег, ни дома.

— А потом? Кто-то предоставил и то и другое? Вы думаете, отец...

— Простите, инспектор, я могу сообщить вам только факты, изложенные здесь. Вы же понимаете, что мы не позволяем себе распускать слухи.

— Прошу прощения. Вам просто показалось, что я... Ее убили...

— Я помолюсь за нее.

Инспектор с надеждой взглянул на монахиню помоложе.

— Быть может, она приходила к вам спустя годы? Поблагодарить?

Но единственным ответом был лишь взгляд в записную книгу, чьи страницы переворачивала сестра Джон Долорес.

— Денежное пожертвование, солидное пожертвование было получено, как вы видите, от имени Руфи и Сары Хирш в сентябре сорок шестого года. Это последняя запись о ней. — Монахиня помогла сестре Джон Долорес подняться и подставила ей под руки ходунки.

Инспектор поблагодарил их обеих и сказал, что сам найдет выход.

Очевидно, когда он зашел в кабинет прокурора, его разочарование было понятно даже без слов. Сразу забыв о своем обещании, прокурор начал:

— Но почему? Господи, зачем им что-то от вас скрывать? Ну, продолжайте.

— Это все, что мне рассказали, — ответил инспектор.

— Да. Полагаю, вас беспокоит именно то, чего вам не рассказали.

— Напрашивается вывод, что, по крайней мере в их представлении, отец был итальянцем, а не чехом, и конечно, католиком.

Прокурор зажал губами короткую сигару в углу рта и замер в нерешительности. Затем зажег ее.

— С обеда держался.

— Трудно, наверно.

— Вы курили когда-нибудь?

— Нет. Но я пытался похудеть.

— Должно быть, это еще хуже. Нельзя упускать из виду «обстоятельства, при которых совершился грех», как бы сказали благочестивые сестры, к которым вы ходили сегодня. — Прокурор улыбнулся. — Я привык обходиться без сигары, пока работал с детьми. А сейчас срываюсь.

Инспектор понял, что он так же терпелив с ним, как был с детьми, и только притворяется, что разгребает окружающие его кипы папок с документами, — нет, это он пытается раскопать пепельницу...

— Вон там лежит одна. На полу, на куче бумаг.

  29