5 
* * *
В начале сентября близ села Токарева разогнали мы шайку мародёров, нагло прикрывавшую целых две телеги подарков из самого Парижа, предназначенных лично императору. Как вы понимаете, сердца наши кипели возмущением при одной мысли о том, что бессовестные французы обосновываются на земле русской так, что уж и посылки с сувенирами себе возят. Того гляди, заведут регулярную почту, приведут в порядок дороги, начнут строить школы и больницы, а там и подавно дадут беспашпортный въезд в какую-нибудь Европу. Нет, господа хорошие, благодарим покорно! Мы – Россия, на всё свой путь и своя судьба. Не след нас общим аршином мерить, в нас верить надобно…
Пока крестьяне и казаки занимались разделением между собой военной добычи (креплёных вин, кружевного белья, лягушачьих лапок, шоколадных трюфелей и самоучителей любви по-французски), я с поручиком Бекетовым выступал перед старостами трёх близлежащих сёл с патриотической речью:
– Для начала предлагаю добровольно сдать все захваченные у неприятеля ружья, порох и боевые припасы. И неча на меня так смотреть! Знаю я вас: хлебом не корми, тока дай из-за околицы по проезжему из пушки пальнуть. А ну как то не французы будут, а, не дай бог, я?! Так что всё сдать от греха подальше! Ништо, с оглоблями перетопчетесь…
После долгих уговоров, взаимных упрёков и обид, битья шапкой о землю и клятв «да вот те крест!» нам нехотя вернули: два кремнёвых пистолета, один неисправный мушкет, три немецких штуцера, мортиру времён царя Иоанна и четыре полевых батареи в полном составе – от пыжей до банников. Думаю, ежели бы их ещё хорошенько потрясти, так мужички бы нам и канониров выложили…
– А с врагами Отечества поступать следует долженствующим образом, – внятно давал наставления я, делая паузы, дабы местный дьякон успевал записывать. – Примите их ласково! Ну там хлеб-соль, детишки в белом, девок покрасовитее вперёд выдвиньте. Нет таких?! Ну хоть приблизительно, в крайности сей самых нестрахолюдных толкайте! Да чтоб погрудастее, француз такое любит. Самогону не жалеть! Не сметь жалеть самогонки для Родины!
Некоторые всплакнули, но воли барской ослушаться не смели, а посему я продолжал:
– Как напьются мусью до поросячьего визгу и убедитесь вы, что они точно заснули, – бросьтесь на оружие ихнее (обыкновенно кучей в углу избы или на улице поставленное…) и всей толпой свершите то, что Бог повелел! Кто сказал? В каком разрезе?! Нет, этого нельзя, это лишнее и вообще – грех содомский… Просто истребите их, тела закопайте в хлеву, за овином, на огороде или в других непроходимых местах. И не жалейте неприятеля – бейте обухом в висок, душите вожжами, топите в кринках с молоком! Граблями их, а то и вилами, пущай и бабы за серпы возьмутся – всё руку набьют…
Бекетов дёрнул меня за рукав, молча показывая, что кое-кого из малодушных уже тошнит. Не буду лгать, и мне самому бессмысленная жестокость душевно противна! Однако, когда речь заходит об избавлении земли отеческой от саранчиных орд супостата, – нельзя медлить да раскланиваться…
– На место, где зарыли их, набросайте брёвен, навоза, хлама всякого. Добычу военную, как то: мундиры, ремни, каски и прочее – по избам не тырить! Другие горшки для ребятни подберёте. Всё надобно сжечь или закопать до лучших времён. Это правильнее будет, хозяйственнее. Наполеон не вечен, а хорошее суконце всегда в цене… Случись неприятелю напасть внезапно – меня на помощь не звать! Забудьте, где и видели и слышали имя моё. Господь велит православным христианам не выдавать друг друга чадам антихриста, кои не щадят и храмы божии! Два раза предупреждать не буду, узнаю, кто на меня навёл, – и враз в Магадан по этапу, с песнями…
Старосты рассудительно кивали, искренне надеясь впредь никогда со мной не встречаться. Ну разве что один на один в тёмном переулке, когда я пьяный, а их десять и у каждого за пазухой кистень…
После сего, перевязав пленных, я определил к ним урядника с казаками и направил в Юхнов, для сдачи городскому начальству под расписку. Пущай их там кормят, у нас и своих дармоедов полно. Уходили из села с припевками, нагруженные плюшками, варёной картошкой и яйцами. Казаки всегда поют, когда в пути, а я, слушая их незамысловатые напевы, лишний раз поражался глубине и могучести нашего языка…
- Увидал-то злой французик
- Огонёк расейский,
- Увидавши огонёчек,
- Начал убегати.
- Мы французика нагнали,
- Знамя отобрали.
- Ой да горячий атаман,
- Что ни Денис да то Васильевич…
Ох и не говорите, а вот есть, есть в народной песне какая-то щемящая сердце простота, сродственная истинной поэзии и необъяснимой широте славянской души. Вот вроде бы и нет ничего, ан как заведут разноголосьем – плакать хочется… Я думал о высоком предназначении нашего народа, о его нравственном превосходстве над французами, ибо народ, слагающий такие умные и образные песни, – воистину непобедим!
5 
