31 
Мы склонили голову в знак скорби и сострадания, и священник завел свою обычную болтовню. Дженни тоже стояла с опущенной головой — плакала, конечно, только ради того, чтобы продемонстрировать всем свой красный распухший нос. Все-то ты плачешь, Дженни. Хочешь, я изо всех сил сожму тебя в объятиях, чтобы утешить?
Небо было совершенно черным. Горели фонари. Я не слишком люблю фонари — думаешь, что вечер, а на самом деле утро. Словно настала тьма египетская, о которой говорится в Библии, и мне захотелось, чтобы все поскорее закончилось. Я, как и остальные, зачерпнул горсть снега и бросил его в могилу. Снег упал на крышку гроба — шлеп, и все. Шерон под землей, она никогда оттуда не выйдет, ей никогда не исполнится ни восемнадцать, ни двадцать, она навсегда останется такой, какой была, со своим заливистым смехом и черными волосами, запертая в гробу, абсолютно прямая… Интересно, в чем ее похоронили — в красной лыжной куртке?
Потом мы ушли. Проходя мимо могилки бедного Зака, я увидел, что мама бросила на нее печальный взгляд. На могилке были свежие цветы. Мне захотелось их растоптать. «Холодновато», — сказал папа. «Какой печальный день!» — отозвалась мама. «Бедная девочка», — подхватил Марк. «Просто не верится», — добавил Кларк. «Вы видели ее отца? — спросил Джек. — Бедняга!» — «Она была такой хорошенькой», — вздохнул Старк.
Дневник Дженни
Вечером, пока они пили аперитив, я поднялась наверх. Новая запись в дневнике уже появилась. Я написала поверх нее: «Ты ведь очень любил Шерон, правда?» — и быстро ушла. Посмотрим.
Ненавижу это гнилое место, ненавижу этот холод и тишину. Особенно тишину, которая мешает услышать крики. Такое ощущение, что ничто не поможет защититься и любая попытка заранее обречена на провал… Просто удивительно, как по мере заполнения тетради улучшается мой стиль. По крайней мере, мне так кажется. Ведь всегда приятно поговорить о себе.
На похоронах я плакала. Чувствовала, как слезы замерзают на щеках. Четверо мальчишек были молчаливы и враждебны. Не знаю, почему мне пришло в голову это слово: «враждебны». На обратном пути мы прошли мимо детской могилки, и я увидела высеченную на мраморе эпитафию: «Захария Марч, ушедший на десятом году жизни, к великой скорби своих близких, да почиет в мире». Старуха сгорбилась, проходя мимо, и схватилась за сердце. Мальчишки прошли, даже не повернув головы. Неужели все четверо его ненавидели?
Мне не терпится узнать, что сделает он, увидев, что я осмелилась писать в его священном дневнике! И это только начало, дорогой!
Я снова подумала про репу. Дело проще пареной репы, как говорил отец. Сегодня вечером я решила побродить по дому, чтобы изучить его как следует. Жду, пока все заснут.
Я заглянула в корзину с грязным бельем и обнаружила там запятнанные джинсы. Но вчера они все были в джинсах. Одной и той же фирмы, конечно, с простроченными налицо швами, как носит молодежь. На самом деле джинсов в доме полно. Даже у доктора они есть. Даже у Старухи. Вот что значит реклама.
В этом доме вся обстановка как из рекламы. Можно подумать, здесь изо дня в день ждут приезда репортеров с телевидения и все должно выглядеть безукоризненно.
Ни малейшего шума. Пойду. Возьму с собой револьвер и магнитофон на случай, если…
Хочу повнимательнее осмотреть лыжи — может быть, на них остались следы.
Дневник убийцы
Я в своей комнате. Снаружи слышен шум. Кто-то идет по коридору. Я наверняка знаю, кто это… Конечно же одна неосмотрительная особа. Но уверяю тебя, сегодня вечером ничего не случится. Можешь шпионить в свое удовольствие, дорогая, удачи тебе. Ты видела могилку своего предшественника-шпиона — вот что с ним стало.
Разумеется, она идет в гараж.
Я не любил Шерон. Я вообще никого не люблю. И никогда не любил. Я не слабак, слышишь? Тоже мне геройство — пачкать мой дневник отвратительными посланиями. Я запрещаю тебе это делать, старая дура, толстая корова, ты ни черта ни в чем не понимаешь!
Я хочу пить. Ты надеешься, что я попадусь в твою ловушку, надеешься загнать меня в угол. Ты что, принимаешь меня за несмышленого младенца? Я остаюсь здесь, весь взмокший, пока ты теряешь время, бродя по дому.
Ты никогда не думала о том, что я могу оказаться Дьяволом?
Дневник Дженни
Уф, ну и прогулка! Я осмотрела лыжи — они все ободраны и исцарапаны. Кроме этого, придраться не к чему. Никаких засохших струек крови ни на одной из них. Какая жалость, что все происходит не в полицейском романе.
31 
