Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
59 
– Шлёма, ты? Цел ли?
– Девственность сохранил, хотя отстаивать пришлось крепко… – Под глазом поднимающегося с отца Григория упыря переливался фиолетовыми разводами знатный синяк. – Моню спаси, Иловайский! Он-то у нас потише будет, скромник, интеллигентских кровей, а ить твой казачина на него так орёт, что ни один мочевой пузырь не выдержит…
В тот же миг из трубы показался край крепкой толстой верёвки. Ну уж если под весом моего застрявшего денщика она не оборвалась, то уж меня выдержит и подавно.
– Не поминайте лихом, нелюди недобрые! Хозяйке мой земной поклон. – Я понадёжнее обмотал верёвкой руку аж до локтя. – Передайте, что завтра верну-у-усь…
Последнее слово смазалось в связи со скоростным подъёмом по трубе. Фактически меня вытащили из-под земли, как морковку! Я даже взлетел вверх едва ли не на сажень к звёздам и был подхвачен на крепкие руки моего заботливого денщика. В глазах верного Прохора стояли слёзы, тихушный Моня, переглянувшись со мной, под шумок сквозанул в трубу и был таков. Нам оставалось накрепко закрыть крышку люка, присыпать её землёй и размеренным шагом отправиться по ночи к своему полку. Впрочем, и до рассвета было уже не так далеко, пока шли – светало…
По пути я, зевая, рассказал старому казаку всё, что со мной там происходило, без утайки. За беса и бабку Фросю был похвален, за Вдовца едва не словил воспитательную затрещину, а в остальном всё нормально, всё как надо. Даже привет от Катеньки передал, хотя она вроде и не просила или просила? А, не это важно…
Когда добрались, уже вовсю пели петухи. Мы рухнули в солому на конюшне и без просыпу спали бы до обеда, если б не мой деятельный дядюшка. Усатый ординарец поднял меня за шиворот, рыча, как соседский Трезор, и потащил за собой. Что характерно, в сторону храпящего Прохора он даже не глянул, знал, зараза: его не вовремя разбуди – неделю фонарём при ясном дне светить будешь. А меня можно, я ж генеральский племянничек, уж надо мной-то поизмываться самое милое дело…
– Иловайский! Никак спишь, каналья?!
Я с трудом разлепил глаза и уставился на грозного дядю. Господи, ну как можно вот так орать ни свет ни заря, сейчас по-любому ещё одиннадцати нет. Веки смежились сами собой…
– Не спать, когда с тобой сам генерал разговаривает!
– Хр-р-хм-м… – Сладко причмокнув, я попытался поудобнее устроиться спиной на косяке. Дядюшкин голос долетал из далёкого ниоткуда…
– А ну-ка Прохора сюда! Пущай влепит от моего имени энтому гулёне пять плетей!
– Дык денщик их спит, ваше превосходительство. Будить ли?
– Будить… рискованно. Давай бегом с ведром к колодезю!
Дальше голоса уплыли окончательно, и я уже почти видел сон, как на мою голову обрушился целый поток ледяной воды! Ох и зверство, скажу я вам…
– Проснулся, добрый молодец?! – злорадно прикрикнул добрейший Василий Дмитриевич, заботливо протягивая мне свою собственную кружку с горячим кофе. – На-кась, хлебни для пробуждения. И докладывай, что у тебя там с французским кладом?
– Ничего общего, – отфыркиваясь, признал я. – Каждый сам по себе.
– Ты мне тут не умничай! Где ночь провёл, куда с Прошкой тайком шастали, почему я, как твой прямой командир и родной дядька, ничего не знаю, а?!
– Под землю ходил. Один. Прохор в трубе застрял. Катя помочь обещала, карту сканирует. Вечером опять пойду. Кофе не буду, от него мозги чернеют.
– А поподробнее? – Генерал заинтересованно присел на оттоманку.
– Про мозги?
– Про поход ваш, дурень! И не смей тут у меня спать! Ишь, прямо в луже так и готов калачиком свернуться…
Я призвал на помощь все последние силы, битых пятнадцать минут расписывая дражайшему родственничку все-все-все свои злоключенческие приключения. Да так сочно и многокрасочно, что заслуженный генерал только рот открывал, жаль ни одна ворона не воспользовалась…
– Ну уважил старика, племянник, распотешил дивной историей, – с уважением признал он, когда я выдохся и почти уже не келечал языком от жуткого недосыпа. – Хвалю! Неси ты службу и дальше с таким рвением, то далеко пойдёшь, мои седины не позоря! Молодца! А вот в другой раз возьми и меня с собой? Мне-то, поди, тоже интересно…
– Там Прохор застрял, куда уж с вашей талией.
– С чем?!
– И я о том же…
– Пошёл вон, Иловайский, – непонятно на что обиделся дядя.
– А можно, я тут, на оттоманке, с краешку…
– Пошёл во-о-о-он!
Поздно, поздно… Я, как был, весь мокрый, сдвинул могучего дядюшку и так сладко прикорнул на его тёплом лежбище. И сны были такие чистые, детские, невинные…
59 
