98 
– Наслышан-с, роковое совпадение. Лично я могил без гробов и не вскрываю, нам без надобности-с.
– Ничего не понимаю. – Я потёр рукавом вспотевший лоб, машинально отметив, что передо мной уже стоит вторая налитая стопка. Чётная, значит, пить нельзя. – Всё равно что-то не складывается. Если на кладбище ничего нет, то почему же все вокруг только и говорят о грядущем нашествии французов? У нас давно мир с Парижем, не могут же их покойники ни с того ни с сего, без причины лезть в Оборотный город?
– Не могут-с, – потеребив острое ухо, признал Вдовец, так же ненавязчиво пододвигая водку ко мне поближе. – Вот придут, вы их и спросите. А сейчас, прошу простить-с, клиенты ждут-с!
Я обернулся. Все напряжённо следили за нашим разговором, не сводя глаз с отравленной стопки. Ага, теперь становилось понятно, чего именно ждут «клиенты», старая традиция, отступить – смерти подобно, порвут не глядя. Налито и поставлено, без причины не отказываются, сразу после первой не ушёл, значит, выпить обязан. На чью-либо помощь рассчитывать не приходится, для драки нет повода – короче, ты попал, казак…
Погодите, дайте быстренько сравнить последствия. Если выпью, то умру и не смогу найти клад, исполнить службу, помочь отстоять город от французов, да ещё и наверняка безвозвратно загублю свою душу, потому что точно знаю – там яд, а стало быть, принимаю грех самоубийства. Если же не выпью, то всего лишь опозорюсь перед тремя местными алкашами да психопатом-хозяином с романтическим креном на всю капитанскую рубку. А оно того стоит? Кстати, если выплеснуть эту дрянь ему в лицо, то вполне можно попробовать и удрать, на улице отмашусь нагайкой…
– Прощай, Катенька, свет мой, сердце моё, любовь моя ясная, мечта кареокая. – Я решительно встал, поднял водку и…
Широкая ладонь Вдовца остановила стопку у самых моих губ.
– Верю, хорунжий. За честь казачью жизнь готов отдать-с?
– Не за честь, за любимую.
Непроницаемое лицо кабатчика дрогнуло. А может, и нет, может, мне это только показалось, романтически настроенные натуры вроде меня часто приписывают отражение своих поступков чужим людям. Скорее всего ему просто попала соринка в косой глаз, он проморгался, сглотнул комок в горле и ещё раз придвинул к себе карту. Присмотрелся, сощурившись, перевернул её, поднял вверх, глянул на просвет и уверенно сказал без всякого подобострастного сюсюканья:
– Того, что ты ищешь, на кладбище нет. Фальшивку тебе изобразили, деревьев здесь не растёт, излучина Дона за селом, а не перед ним будет, да и кресты эти нарисованные не могилы изображают. Видать, не хотели, чтоб случайному человеку клад открылся. По-другому тут всё читать надобно…
– Но как именно, подскажите! – Я пододвинулся поближе.
– Смотри сам, вот здесь француз изобразил три маленьких крестика, почти друг за дружкой. Вроде как русский погост обозначил, да? Однако, слово даю, на том конце, что к лесу примыкает, людей никогда не хоронили. Ни своих местных, ни бродяг приблудных, чтоб корни деревьев могилы не разрушали. Поверь, я там не раз гробовые доски выворачивал и врать не стану. А вот зачем же тогда кресты рушили, да ещё чётко по прямой, в рядок? Может, что другое указывают?
– Направление? – предположил я.
Вдовец задумчиво кивнул:
– Возможно… Ведь Наполеона из России зимой гнали, так как же клад посреди земли мёрзлой закопать? Трудновато будет, морозы стояли лютые. А вот если в самом лесу, в приметном месте, да хоть в дупле, особенно если вещица небольшая…
– Баскское заклятие на больной зуб! Зуб ведь и болит, когда в нём дупло, значит, нам надо искать большое дерево!
– Есть там дубы столетние, знатные, в четыре обхвата. А на той могилке, к которой тебя упыри привели, – продолжил кабатчик, – видать, просто сторож был оставлен. Похоронили его крестьяне по весне, где нашли, там и зарыли, а вещи тронуть побоялися.
– Суеверный народ…
– Мудрый, – поправили меня. – Когда человек нехорошей смертью на кладбище помер да непогребённым столько времени пролежал, ничего с него тронуть не смей, беду накличешь!
– А мы его тронули…
– Потому он и лежал неглубоко и поднялся по первому зову.
– Ничего, второй раз уже не встанет, – храбро начал я и осёкся. По правде ведь, что ни говори, а именно этот французский егерь сработал как сигнал для всех остальных. Один «страж» поднял на защиту всех откликнувшихся покойников! И теперь отряды вооружённой нежити идут защищать то непонятное сокровище, которое я хочу у них отнять.
98 
