Я не расслышал, что там ответил братцу Анцифер, – я смотрел. В зеркало. На самого себя. И не узнавал. Вернее, узнал, но далеко не сразу. Все мое тело покрывала курчавая густая шерсть. Волосатыми были даже ладони. Да что ладони – даже сам нос! Нос и то был шерстяным и пушистым. На темном фоне лица выделялись лишь горящие ужасом глаза. Знакомый розовый туман вновь начал заволакивать сознание. Я испугался, что снова упаду в обморок, выхватил у ангела бутылку и приложился к горлышку.
– Эй, эй, эй! А делиться кто будет?! Не по-товарищески поступаете, гражданин! Ишь присосался…
Когда Фармазону удалось отобрать у меня коньяк, я уже несколько успокоился. Настолько, чтобы достойно взглянуть в глаза правде. В зеркале отражался… я. Действительно, очень похоже на снежного человека или на бесхвостую человекообразную обезьяну. Примат, одним словом.
– Ну че? Сам скажешь, чем ты там в ванной занимался, или нам с трех раз угадывать?
– Ребята, я ничего не делал. Принял душ, вымыл голову, вытерся полотенцем, завернулся, вышел, все…
– Врешь небось? – недоверчиво сощурился черт. – Наверняка опять какой-нибудь стишок прочел, вот и доколдовался.
Я вновь завладел бутылкой, отхлебывая янтарную жидкость большими глотками.
– Сергей Александрович! – На этот раз ее выхватил Анцифер. – Что вы делаете?! В вашем положении только напиться не хватало.
– Пусть пьет! Это его личное, суверенное дело. Друган, хочешь еще грамм двести? Вот скажешь правду, что в ванной делал, – налью…
– Фармазон! Стыдись, лукавый бес. Хозяин сказал истинную правду, уж в этом я разбираюсь. Видимо, что-то не так с водой, шампунем, мылом или полотенцами. Можем ли мы предположить, что вещи оказались заколдованными?
Близнецы задумались, пользуясь паузой, я тихонько взялся за коньяк, там еще плескалось с полбутылки. Не подумайте, что я алкоголик, хотя… какая разница, что вы подумаете… С одной стороны, мне уже было хорошо, с другой – в комнате как-то стало тесновато. В смысле слишком много чертей и ангелов носилось взад-вперед. От них буквально пестрело в глазах. Я тупо замотал головой, пытаясь сфокусировать зрение.
– Сергей Александрович!
– М-м… тут! К в-вашим услугам, Ан… Анц…ф…р…
– Циля, что ты стоишь?! Отними же у него бутылку!
– Из-зыди, бес н-не-эст-тетичный… Че пристал? Я сегодня хр-хр-стианин! С бесами ничего оп… общего иметь не желаю, вот…
Фармазон окосел, ей-богу. У него от удивления глаза округлились и сошлись на переносице, а губы неуверенно шевелились, безуспешно пытаясь произнести нечто внятное. Анцифер же отреагировал совершенно неадекватно: он едва не повалился на пол от хохота! Я тоже порадовался, хорошо, когда тебя понимают. Однако радость быстро угасла, несмотря на добрые глаза, ангел твердо пресек мои попытки вернуть коньяк.
– Фармазон, пожалуйста, сделай ему крепкого кофе без сахара.
– Ты надеешься, что после полулитра трехзвездочной дряни псевдоармянского производства банальный кофе «Якобс» хоть как-то приведет его в чувства?!
– Не болтай, делай, что говорят.
– Я от… него ничего не прим… не возьму. Мне ни-и-зя!
– Почему?! – взвился обиженный Фармазон.
– Потому, как т-ты нечистый дух, – охотно пояснил я. – Крещеному гр-гражданину с такими… ну никак! Ты – извини… Я против тебя лич-чно ниче не имею, но… Религия! Это… о! это… отвали от меня, рого…носец, аминь!
– Циля, он лыка не вяжет и оскорбляет меня почем зря, а я ему кофе готовь?!
В конце концов проблемами моего отрезвления занимался белый ангел, его братец еще долго возмущенно фыркал, а потом отправился в ванную. Вернувшись, он показал нам зажатый в кулаке флакончик.
– Этот?
– Вроде да… – сощурился я.
– Демонстрирую. – Он капнул на пальчик шампуня и растер по макушке, мы вытянули шеи в ожидании.
– Мне уже за тридцать, – продолжал неторопливо балагурить Фармазон. – У большинства мужчин моих лет, ведущих активный образ жизни, появляется некоторая… э-э… лысинка. Таким образом, если данная парфюмерия действительно способствует агрессивному росту волос, то…
Договорить ему не удалось – прямо у нас на глазах прическа нечистого из стильного хвоста а-ля Малинин в один миг стала кучерявым подобием американского «кафр»! Впечатление такое, словно на голову бедного черта водрузили огромную боярскую шапку. Это было настолько потешно, что я разразился тихим пьяненьким хихиканьем, но Анцифер почему-то не разделил моего веселья. Наоборот, скорчил постное лицо и наставительно отметил: