ГЛАВА ЧЕТЫРАДЦАТАЯ

О том, что наши самые страшные враги всегда достойны жалости. Они ведь искренно не понимают, с кем связались…

…Задом и Умору покидали дружно, так же одновременно перешагивая белую линию на выходе, как недавно на входе. Обычно болтливый эльф молчал, над горной грядой пробивалось серое подобие рассвета, а наши герои шли спотыкаясь, еле-еле передвигая ноги, сказывались катастрофический недосып, нервы и общая усталость. Дороги не выбирали, скорее даже наоборот, двигались наугад, по возможности скрытно. Белое Братство не могло уйти далеко, бритоголовые молодчики явно не являлись постоянными жителями весёлого городка, а значит, могли встретиться на пути где угодно. Поэтому смысла удирать так уж далеко не было, привал объявили в ближайшей же сонной лощине (чёрный юмор!), на маленькой сухой полянке, окружённой чахлыми карельскими берёзами…

Ушлый толкиенист (единственный выспавшийся…) бодро уверял, что уж он-то всегда успеет загодя предупредить влюблённых о подходе врага, ибо эльфийский слух остёр, как их же уши, а ухом эльфа можно бриться! По крайней мере, так говорил Арагорн, а ведь он не один день провёл в компании Леголаса, ему можно верить…

Иван и Рахиль были слишком умотаны, чтобы хоть как-то оспаривать этот бред. В конце концов, они просто поддались на уговоры и повалились на сухую травку, как сонные котята. Благо, земля в Аду всегда тёплая, если не сказать горячая, простыть или замёрзнуть здесь невозможно и при желании.

Миллавеллор действительно некоторое время прохаживался вокруг них дозором, бдительно вглядываясь в суровые и скудные детали пейзажа. О чём он думал в это время, никому доподлинно не известно. Может быть, о своей пожилой принцессе, может, о запасах травки, а может, и вообще вёл мысленный спор с профессором Толкиеном, эльфы такое любят…

Но как бы то ни было, появление постороннего персонажа он заметил слишком поздно. Да фактически и не заметил бы вообще, если бы зверь, презрительно обнюхав спящую парочку, не подошёл к бдительному «часовому» без предупреждения, похлопав его по плечу. Миллавеллор вздрогнул, медленно обернулся и невольно отступил на шаг…

– Узнаёшь? – хрипло спросил волкодлак, глядя ему в глаза.

Седой наркоман лихорадочно кивнул, пытаясь пригладить встающие дыбом волосы.

– За что ты убил меня, брат? – Зверь поднял подбородок, демонстрируя скверную рану от знаменитого меча святого Джона. – Мы ведь оба дети Холмов, нас связывали древние узы, а ты поднял на меня руку из-за каких-то людей… Неужели они тебе дороже, чем зов крови?

– В моей крови нет твоего зова, – постепенно приходя в себя, ответил вечный бродяга. – Эльфы не знаются с оборотнями, и я защищал тех, кто мне дорог. Уходи. Не заставляй меня убивать тебя ещё раз…

– Ты думаешь, это возможно – убить мёртвого?! – с каким-то кашляюще-лающим смешком уточнил волкодлак. – Сегодня мой день, я ждал этого момента очень долго…

Безоружный Миллавеллор отважно заслонил спиной спящих друзей и сурово сдвинул брови.

– Мне нужны не они… Теперь мне нужна только твоя жизнь, предатель…

– Подъём! Тревога! Враг у ворот наших! – в полный голос завопил отважный фанат популярной трилогии, но…

Ответом ему послужило лишь трогательное посапывание безмятежно дрыхнущей парочки. Молодёжь слишком утомилась за последние два дня, сейчас их не пробудили бы и легендарные трубы Иерихона! Храбрый эльф побледнел…

– Настал час расплаты, брат, – широко улыбнулся оборотень. – Месть так сладка, что от предвкушения твоей крови у меня сводит скулы…

Его звериный прыжок был стремителен и полон хищной грации прирождённого убийцы. Бывший толкиенист увернулся отрепетированным танцевальным пируэтом, говорящим о хорошей практике в деле увиливания от тумаков. Миллавеллор попробовал было схватить винтовку Рахили, но даже во сне израильская военнослужащая держала оружие крепко-накрепко, не отнимешь. Времени на вытаскивание златоустовской шашки у беззаботного подъесаула оборотень уже не дал. Теперь он старался двигаться между седым эльфом и его друзьями. Условия были заведомо неравными…

  34