Ну что ж, вот оно всё и начинается. Иголочки кололи обе пятки, не слишком яростно, но вполне ощутимо. Я сунул руку в карман — так, хорошо хоть соли сыпанул, серебра бы… Но не было у меня на тот момент ни одной монеточки, и у Прохора не было, я даже не спрашивал, он сейчас тоже на мели. Ладно, что успел — взял, как мог, подготовился, вот разве что… Оглядев ближний плетень, я быстро выломал из него рябиновый прут, пригодится. Не дай бог, конечно, но лучше пусть будет. Воду бы ещё святую…
— Дык едемте, чё ли? — ещё раз пригласили парни.
Я легко запрыгнул в телегу, свесил ноги, положил прут на колени и попытался предположить: что же будет дальше? Мои спутники уселись с другой стороны, беспардонно подвинув храпящего в сене жениха. Судя по стойкому запаху перегара, праздновать начало семейной жизни Петя начал ещё неделю назад.
Скалозубый чернявый кучер прикрикнул на лошадку, дёрнул вожжами, и мы тронулись. Кобыла довольно бодрой рысью понесла нас за околицу, по колдобистой дороженьке налево.
Ночь выдалась пречудеснейшая, звёзды так ярко и кучно усыпали весь небосвод, что серебристое их сияние было похоже на девичий смех — чистый, искренний, безмятежный и звонкий. Полная луна манила, словно затягивала, впитывая в себя все ночные звуки, разухабистую песню, танцевальный перестук копыт, далёкое предвкушение праздника, и дарила взамен совершенно особую магию, как чувство единства и сопричастности со всем этим миром. Душа переполнялась героической поэзией, настроение было кристальным и возвышенным, вот почему меня так огорчали все неуклюжие попытки его испортить…
— Долго ехать ещё? — чисто для проверки спросил я.
— А чего ж долго-то? Вона впереди два огонька светят, так то невестина хата, — оборвав куплет, охотно указали деревенские. — Ох и ждут нас там, Манька-то небось по Петюнюшке все глаза проглядела, а? Да проснись ить, шалопутный, свою свадьбу проспишь!
— Не будите его, — попросил я. — Не то и впрямь свадьбу проспит. А ты обернись-ка, милейший…
— Я что ль? — баском откликнулся кучер, поворачиваясь всем корпусом.
Заехать ему рябиновым прутом поперёк самодовольной рожи было односекундным делом…
— А-а-а, мать твою, хорунжий! — взревел косматый бес, свалившись с телеги.
Кобыла, почуяв свободу от вожжей, мигом встала, и мир вокруг нас неузнаваемо изменился. Если минуту назад мы ехали по широкой просёлочной дороге к гостеприимно светящейся огнями хате, то теперь стояли ровнёхонько напротив старого кладбища, то есть в абсолютно противоположной стороне от села. И это ещё ничего, мог и в болото завезти, ведьмин выкормыш…
— Вставай! — Я спрыгнул с телеги, за шиворот поднимая рослого, воющего от боли бесюгана. Рябиновый прут для таких что раскалённое железо, шрам на всю жизнь останется как память о казачьей руке. — Кто послал?
— Да я тя ща… порву своими же клыками! — ощерился он, уже не пытаясь спрятать своё истинное лицо за благообразной крестьянской личиной.
Бес так и бросился на меня, как пёс, но не учёл, на кого нарвался. К такой нечистой силе у меня сантиментов нет — прямым ударом носка сапога я нещадно вбил ему два или три его зуба в его же глотку. Негодяй с воплем перекатился на бок, отплёвывая чёрную кровь…
— Поогрызайся мне ещё тут, — сурово посоветовал я. — Если кто в Оборотном городе сказал, что с Иловайским договориться можно или запугать, так не верь, брехня это. Я вашего брата рогатого бил и бить буду без малейшей жалости! А теперь спрашиваю в последний раз: кто послал?
— Ве-эдьма-а…
— Рыжая? Мамзель Фифи? На одну ногу прихрамывает, а морда как у пёстрой собаки?
— Она-а… самая… сука…
— Кто бы спорил… — согласился я, предпочитая думать, что этим нехорошим словом бес обозначил подославшую его ведьму, а не меня. Но на всякий случай упёрся ему рябиновым прутом в кадык. — А Птицерухов у нас где?
— Не знаю-у, — огрызнулся бес, заливаясь злыми слезами, но боясь даже пошевелиться.
— Сейчас палку в глаз воткну, — без зазрения совести соврал я.
— На свадьбу он собирается-а-а! Тебя дожидаться будет…
— Ну вот, другое дело, а говорил, что не знаешь. — Я отошёл в сторону, помахивая прутиком. — Спасибо за информацию, как говорит одна краса ненаглядная. А ты иди себе с богом…
Сколько мне известно, худшего пожелания для нечистой силы и придумать трудно. Бедного бесюгана аж перекорёжило от такого тёплого напутствия, но он кое-как приподнялся, стал на одно колено и уточнил: