— Не знаю, возможно… В мои годы геи были манернее и тщательнее скрывались. И уж тем более не служили в полиции, как вы.
Я промолчал, и это оказалось лучшим ответом. Директриса смутилась, начала извиняться и уверять, что никак не хотела меня обидеть. Я ещё раз взял себе на заметку, в плюс к представлению себя хоть каким-никаким да меньшинством.
Казалось, мне удалось ненадолго усыпить её бдительность, можно было облегчённо выдохнуть. Телефон находился у той самой вахтёрши-горгулии. Мадам Шуйленберг явно хотела послушать, но я надул губки, капризно сощурился и посмотрел на неё таким долгим взглядом, что она не выдержала и опустила глаза.
— Хорошо, месье Брадзинский, не буду вам мешать. — Директриса вынужденно отступила на три шага в сторону.
— Алло, Флевретти! Слушай, срочно пробей по базе данных, есть ли у нас информация на некую Паулину Аферман?
— Одну минуту, не клади трубку! Ну, ну и… Нет. Даже близко.
— А то письмо? Что сказал графолог?
— Ответ был, сейчас найду. Ага… «вследствие определённого… наклон букв свидетельствует о возможном… нажим указательного пальца при выведении следующих букв…» Да чёрт побери, короче, в заключении сказано, что это либо женственный мужчина, либо мужиковатая женщина!
— Хорошо, пусть так. — Я немного запутался. А если набрать трагическую смерть в Маадьярии выпускницы университета Сафо?
— Такое… такое было. Вот, аж двенадцать ссылок с разных газет и источников. Последняя говорит о том, что… Хотя-а… постой-ка. Недавно освободился из тюрьмы некий типчик по кличке Павлин, трижды судим, опасный махинатор.
— И что? Какая здесь связь? — не понял я.
— Ну, понимаешь, ты же просил выяснить о той женщине, которая погибла в Маадьярии, а у нас по полицейской базе данных выходит, что это её сын.
— Не дочь?!
— Нет, точно сын. Сейчас гляну насчёт дочери… Слушай, нет. Один ребёнок, мальчик.
— Флевретти, ты гений! — не сдержался я. — Я твой должник!
— Замётано, — хихикнул он. — Но за это ты обещаешь убедить Чунгачмунка больше никогда не называть меня Скользким Братом!
— Он тебя так называет? Ни разу даже не слышал, — удивился я и подумал, что индеец, как всегда, попал в самую точку.
— Да он меня этим уже до печёнок достал! — обиженно пожаловался Флевретти.
— Хорошо, хорошо, поговорю, обещаю.
Повесив трубку, я с улыбкой поблагодарил директрису и позволил провести себя на осмотр их питона, старого, как шланг, и давно мечтающего свести счёты с жизнью. Он как будто молча молил меня жёлтыми немигающими глазами просто прикончить его из чистого милосердия. Я сделал вид, что не заметил его мольбы, хотя, будь у меня табельный пистолет… Можно было бы грохнуть его, а потом отказаться, типа это он сам украл хвостом моё оружие и застрелился…
Меня сопроводили отужинать с преподавательницами в учительской столовой. Дамы-педагоги, молодые и старые, стервозные и добрые, красивые и ужасные, но объединяло их одно — все они были ведьмами и, кажется, немножко психически ненормальными. А может, мне только кажется? В том смысле, что большинство были отнюдь не немножко ненормальными…
Сам ужин оказался чрезвычайно скромным — варёная свёкла, нарезанная кубиками и политая растительным маслом, с чахлым гарниром из листьев старой крапивы. На десерт подали жидкий капучино с традиционной ложечкой дёгтя. Мне это показалось мрачным намёком. Потыкав свёклу вилкой, я понял, что, несмотря на проснувшийся голод, есть всё это невозможно и под угрозой расстрела. Но, глядя, с каким аппетитом уплетала это блюдо моя соседка слева, постарался как можно нежнее улыбнуться и пододвинул свою тарелку к ней со словами:
— Я никогда не ужинаю, милая. Берегу талию.
Преподавательница недоуменно пожала плечами, быстро зыркнула по сторонам и мигом переложила свёклу себе. Я так понял, что проблема сохранения талии перед ней не стоит…
Мне дали комнату на втором этаже. Это была очень скромная келья. В холодной постели, под тонким и крайне колючим одеялом меня не покидало болезненное чувство невыполненного долга. Ведь, по сути, сегодня мне не удалось выяснить ничего толкового. Так, разрозненные сплетни, непроверенные сведения, и, самое главное, нет никаких доказательств якобы совершённого убийства. То есть по всем параметрам мы имеем дело с чисто женским самоубийством. Так что ничего толкового. Ну разве что кроме невероятно-возможного превращения дочери Аферман в сына Аферман. Что не так уж и невозможно, если вдуматься…