Хотя концовка довольно странная, как будто подразумевается продолжение. Но всё равно,... 
2 
— Эй, вы, гнилые зубы лесного карлика! Подойдите поближе, чтобы я вас выбил! Чего таращитесь? Кто ворота сломал, кто платить будет, придурки?!
Первый ют бросился на кузнеца, тот шутя взмахнул орудием труда. Клинок разлетелся пополам, а вслед за ним навеки потерял форму кожаный шлем нападающего. Причём дело тут оказалось не только в тяжёлом кузнечном молоте, но и в руках самого Торна. Про эти руки говорили, что, пока одна свободно душит кабана, другая зажимает чушке пасть, чтобы не ругалась матом[1].
Юты взвыли и набросились уже всей толпой, грозно сверкая оружием и голубыми очами.
— Сколько можно? — возмутился честный труженик, уворачиваясь от летящего копья. — В рабочее время! — Он извлёк из стены камешек потяжелее. — А предварительная запись в стихах под лютню? А янтарные дары? — Кузнец взвесил булыжник и рассчитал траекторию. — Вот вам, настырники!
Будущее оружие пролетариата просвистело в воздухе, причинив существенный ущерб аж троим данам, и Торн, дабы окончательно подорвать боевой дух противника, громко прокомментировал:
— Слышу звон пустой башки!
Оставшиеся захватчики окружили мастера, один ловкач с булавой бросился в атаку. Удар! Кузнец опрометчиво принял его на голову, значительно погнув ту же булаву. Дружный, но неопрятный вражеский коллектив взревел, но…
Качаясь, как пьяный голем, викинг занёс кулак в ответном приветственном жесте и вбил ловкача в утоптанный снег почти по колени. Поэтический талант Торна мигом отметил это событие: «Кулак! Как много в этом члене… — В голове начинали складываться первые строчки. Пожалуй, «в члене» не подойдёт. — Кулак! Как много в этом звоне для носа ютского слилось и в копчике отозвалось!» О, а это, согласитесь, намного лучше…
Поэзия в те времена была наполнена действием. Кузнец откатился, освобождая дорогу вражескому тарану на колёсах. Зачем, спрашивается, им теперь таран, если ворота и так на земле валяются? Поразмыслив, Торн с удовольствием отметил, что таран предназначался лично для него. Огромный ствол сосны на деревянных колёсах с наката ударил в стену, и человек двадцать сопровождения полетели через неё искать мягкой посадки. Торн облокотился на чей-то труп и пропел широким басом: «Летя-а-ат юты-ы-ы! Летя-а-ат ю-уты и два-а гуся-а!» Напрасно он это сделал — его уж было потеряли из виду, а тут на пожалуйста, сам вызвался.
Злые, помятые, избитые, обсмеянные жители полуострова Ютландия и окраины Дании кинулись на обидчика. Торн поднялся и для начала бросил в первый ряд труп, но тот помогал слишком вяло, лишь для виду придавив пару человек.
Без доспехов плохо, успел подумать кузнец. Сила силой, но для защиты мало только мускулов. Подтверждая эту ясную, как северная звезда, мысль, огненная пчела боли впилась Торну в живот. А-ууу!!! Копьё! Слава вечнозелёному Иггдрасилю, не насквозь и неглубоко. Кузнец выдернул копьё, как длинную занозу, и мигом перевязал кровоточащий живот собственным шарфом. Всё ж таки больно…
Да, юты жестоки, им только дай повод… Ну а викинги? Мы чё, хуже, что ли?!
За могучей спиной истекающего кровью защитника собрались жёны, абсолютно голые. Почему голые? Ответ прост: кольчугу попробуй купи, а нагота отвлекает противника бесплатно. Старый трюк состоял в том — и на это делалась главная ставка, — чтобы сыграть на верованиях. Валькирии — свирепые прекрасные девы — являлись умирающим воинам, чтобы указать путь до Вальгаллы или Фолькванга. Только к умирающим! Намёк понят?
Даны смутились, кто-то даже испугался и бросил оружие. Нашёлся недоумок, который зарылся в снег с криками: «Нет меня! Нет меня! В упор не вижу голых тётенек…»
Прекрасные на вид, соблазнительные помощницы Одина неспешно достали луки, нацелили стрелы и в один залп молча отправили врагов навстречу настоящим валькириям. Вот так вот, ютские захватчики, выкусили?!
Торн опустил молот и осмотрелся — сработало. Ладно, женщины приберутся, а сейчас надо помочь парням на другом конце селения — там страшно орали и ругались именами младших богов…
— Торн! Рея и Порн шли к святилищу Одина и попали в засаду! — выкрикнул кто-то из женщин.
Тяп, твою мать, Один Одноглазый!
Тесная тропинка круто брала вверх. Мастер ковки подков и мечей, невзирая на рану, понёсся вверх, как разъярённый тур. Его братья викинги как раз возвращались с победной песней и, заметив разломанные ворота, на секунду впали в полное отупение. А увидев кузнеца, с рёвом бросились следом, ведь это был сам Торн! Ему не было равных ни на тингах, ни в боевых походах, ни на славном пиру. Но русобородый герой быстро скрылся из виду, не дожидаясь подмоги. С этим делом он намеревался разобраться исключительно в одиночку.
2 
