81 
— Даме-то сей минут нужна ванна, — проворчала она. — Не пойму я, как можно сидеть тут и вонять на всю квартиру. Президент все ж таки, негоже унижать-то ее.
— Уймись, — решительно сказала Ханна. — Само собой, ванну она примет. Да и поесть ей не помешает. Ступай приготовь что-нибудь горячее, будь добра. Супчик. Наверно, супчик лучше всего?
Марри уковыляла на кухню, что-то бормоча себе под нос. Даже когда она закрыла дверь, они все равно слышали ее ворчливый голос вперемежку с сердитым лязгом кастрюль и сковородок.
— Нет, надо позвонить, — повторила Ингер Юханна. — Господи… весь мир ждет…
— Лишние десять минут погоды не делают, — сказала Ханна, направляясь к дивану. — Она отсутствовала более полутора суток. И мне кажется, президент вправе решать сама. Может, она не хочет, чтобы ее видели в таком состоянии. В смысле, не только мы, но и другие.
— Ханна! — Ингер Юханна положила руку на спинку инвалидного кресла, стараясь задержать ее, и с жаром, хотя и приглушенным голосом воскликнула: — Ты же служила в полиции. Ей нельзя ни мыться, ни переодеваться, пока ее не осмотрят врачи и криминалисты! Она же, считай, ходячая куча улик! И не исключено, что ее…
— На полицию мне наплевать, — перебила Ханна. — Зато не наплевать на нее. А улики я и сама не пропущу.
Она посмотрела на Ингер Юханну. Глаза стали совсем синими и от черного ободка вокруг радужки казались огромными. Решительность стерла складки у рта, Ханна словно помолодела. Не отрывая взгляда от Ингер Юханны, она легонько повела бровью, и та, будто обжегшись, выпустила кресло. Впервые за все полгода знакомства Ингер Юханна на миг увидела ту Ханну, о которой так много слыхала: блестящего, холодного аналитика и упорного следователя.
— Спасибо, — тихо сказала Ханна и покатила к дивану.
Президент не шевелилась. Опустевший стакан стоял перед нею на столике. Она сидела выпрямившись, сложив руки на коленях, устремив взгляд на громадную картину на стене.
— Who are you?[39] — неожиданно спросила она, когда Ханна остановилась рядом.
Первые слова с тех пор, как Марри привела ее в квартиру.
— I'm Hanne Wilhelmsen, Madam President. I'm a retired police officer.[40] А это Ингер Юханна Вик. Вы можете ей доверять. Женщина, которая нашла вас в подвале, моя домработница, Марри Олсен. Мы желаем вам добра, госпожа президент.
Ингер Юханна не знала, что озадачило ее больше: что президент в таком состоянии оказалась способна говорить, или что Ханна назвала ее человеком, которому можно доверять, или изрядная высокопарность Ханниных слов? Даже Ханна Вильхельмсен как будто бы испытывала почтение к американскому президенту, сколь ни жалкое зрелище являла собой Хелен Бентли.
Ингер Юханна толком не знала и как ей себя вести. Сесть вроде бы неловко, а стоя посреди комнаты чувствуешь себя дурой или нежелательным свидетелем доверительной беседы. Нелепая ситуация, даже с мыслями собраться трудно.
— Мы, конечно, известим надлежащие ведомства, — тихо сказала Ханна. — Но я подумала, что сначала вы, наверно, хотите привести себя в порядок, передохнуть. У меня найдется одежда, которая вам подойдет. Если вы, понятно, желаете переодеться. Если же…
— Нет-нет, — перебила Хелен Бентли, по-прежнему не шевелясь и вперившись здоровым глазом в абстрактное полотно на стене напротив. — Не надо никому звонить. Как моя семья? Моя дочь… Как…
— Ваша семья в полном порядке, — спокойно ответила Ханна Вильхельмсен. — По сообщениям СМИ, их под усиленной охраной переправили в безопасное место и у них все хорошо.
Ингер Юханна стояла не шевелясь.
Женщина на диване была в грязной одежде, один глаз заплыл, и пахло от нее ужасно. Здоровенная шишка у виска, волосы слиплись космами от засохшей крови — выглядела она как те несчастные бедолаги, великое множество которых и Ханна, и Ингер Юханна повидали на своем веку. Президент напомнила Ингер Юханне кое-что, о чем она никогда не вспоминала, не желала вспоминать, и на миг у нее закружилась голова.
Десять с лишним лет она занималась насильственными преступлениями и успела почти забыть, с чего, собственно, все началось. Движущей силой было стремление понять, острое желание проникнуть в то, что, по сути, казалось ей необъяснимым. Даже сейчас, получив докторскую степень, выпустив две книги и более десятка научных статей, она не намного приблизилась к пониманию того, почему некоторые мужчины обращают свое физическое превосходство против женщин и детей. И когда приняла решение продлить отпуск по уходу за ребенком, мотивировала его бессознательной ложью: семейными обстоятельствами.
81 
