13 
- Если я найду красавца-слепого, я вам об этом скажу.
- Почему? Кому вы хотите сделать приятное? - подозрительно осведомилась Матильда. - Мне или знаменитому океанографу, чье имя мелькает в прессе?
- Ни той, ни другой. Просто женщине, которую я пригласил войти в свой кабинет.
- Ну что ж, меня это устраивает,- сказала Матильда.
Какое-то время она сидела молча, словно колебалась и никак не могла принять решение. Адамберг снова вытащил сигареты и листок бумаги. Он понял, что никогда не сможет забыть эту женщину, крохотную частичку мировой красоты, готовую вот-вот исчезнуть. И невозможно предугадать, что эта женщина скажет в следующее мгновение.
- Знаете,- вновь заговорила Матильда,- в городе, как и в океане, все важные события происходят перед рассветом. Все поднимаются: и те, кто голоден, и те, кому плохо. И те, кто что-то ищет, как вы, Жан-Батист Адамберг, поднимаются тоже.
- Вы думаете, я ищу?
- Несомненно, более того, ищете сразу много всего. Например, человек, рисующий синие круги, выходит из дому, когда голоден. Он рыщет, ждет удобного момента, затем внезапно оставляет след. Я-то его знаю. Я искала его с самого начала, и я его выследила в ночь зажигалки, в ночь кукольной головы, а потом еще вчера, на улице Коленкур.
- Как вам это удалось?
- Я расскажу, это не так уж важно. У меня свои хитрости. Самое забавное вот что: можно подумать, он позволяет мне выслеживать его, словно дает себя приручать, но на расстоянии. Если захотите как-нибудь его увидеть, свяжитесь со мной. Вы сможете только посмотреть на него издали, но не приближаться к нему и не докучать. Я делюсь тайной не со знаменитым полицейским, а с человеком, впустившим меня в свой кабинет.
- Ну что ж, меня это устраивает, - отозвался Адамберг.
- Но почему именно он, человек, рисующий синие круги? Он же не совершил ничего страшного. Чем он вас так заинтересовал?
Адамберг поднял голову и посмотрел на Матильду:
- Потому что в один прекрасный день дело примет скверный оборот. Только не спрашивайте, откуда я это знаю, очень вас прошу, ведь я не знаю, откуда, но это неизбежно.
Он тряхнул головой и откинул назад волосы, упавшие ему на глаза.
- Да, дело примет скверный оборот!
Адамберг снял ногу с колена и принялся без особого старания разбирать бумаги на столе.
- Я не могу запретить вам его преследовать, - добавил он. - Однако я не советую вам это делать. Будьте осторожны и предельно внимательны. Не забывайте о том, что я вам сказал.
Казалось, ему внезапно стало дурно, словно его собственная убежденность вызвала у него тошноту. Матильда улыбнулась и исчезла за дверью.
Некоторое время спустя Адамберг вышел из кабинета и, взяв Данглара за плечо, тихо сказал:
- Начиная с завтрашнего утра старайтесь получать информацию о том, не появился ли за ночь новый круг. Если появился, досконально его изучите. Я вам очень доверяю, Данглар. Я предупредил ту женщину, чтобы она остерегалась: дело обязательно примет скверный оборот. За последний месяц кругов стало гораздо больше. Процесс ускоряется. Есть во всем этом что-то мерзкое, вы не чувствуете?
Данглар подумал и ответил неуверенно:
- Скорее что-то нездоровое, как мне кажется… Но, возможно, это только грандиозный фарс…
- Нет, Данглар, нет. Эти круги прямо-таки источают жестокость.
Шарль Рейе в тот момент тоже выходил из своего кабинета. Ему так надоело работать для слепых, проверять качество печати и перфорации всех этих проклятых книжек со шрифтом Брайля, ощупывать миллиарды микроскопических отверстий, общавшихся с кожей его пальцев. Однако больше всего ему надоело отчаянно изображать оригинала, мотивируя это тем, что он потерял зрение и хотел бы стать исключением из правила и заставить людей забыть о его слепоте. Как тогда, с той милой женщиной, что заговорила с ним в кафе «Сен-Жак». Она была такая умная, наверное, немного сумасшедшая, хотя в этом он сомневался, но такая ласковая, такая живая, это уж точно. А он? По обыкновению, пытался изображать оригинала. Говорил замысловатыми фразами, подбирал необычные слова с единственной целью: пусть все думают, что он, хотя и слепой, все же личность необыкновенная.
Она поддалась на его уловки, та женщина. Старалась включиться в игру, как можно быстрее peaгировать на смену притворной откровенности и вызывающего хамства. Она-то была с ним искренней, просто, без рисовки рассказала историю с акулой, такая восприимчивая, чуткая, готовая прийти на помощь; она тогда еще хотела увидеть его глаза, чтобы рассказать ему, как они выглядят со стороны. Но он был поглощен тем, чтобы произвести на нее потрясающее впечатление, он не давал воли чувствам, продолжая изображать циничного и прозорливого мыслителя. "Нет, правда, Шарль, - сказал он себе, - ничего у тебя не выходит. Ты до того заигрался, что уже не способен трезво рассудить, все ли у тебя в порядке с головой".
13 
