В пять часов Марк снова слушал новости. Судьба Клемана Воке была тщательно продумана. Предоставив ему убежище в своем особняке после первых трех убийств, Мерлен инсценировал бы его самоубийство после улицы Победы. Но дурак ускользнул от него. Бог дураков любит. Мерлену пришлось продолжать на свой страх и риск. Он хотел совершить последнее преступление по всем правилам, кинув кости наудачу, чтобы освятить его, а потом сложить оружие и наслаждаться воспоминаниями.
Луи, Луазель и судебный психиатр, который работал на следствии, считали, что остановиться по доброй воле он бы не смог.
– Одна-единственная муха может обратить Париж в прах, – сказал Марк Люсьену, который в этот вечер готовил ужин.
Люсьен кивнул. Он снова достал свои ножницы и кромсал ими букетик специй. Марк молча наблюдал за ним.
– Эта женщина, – помолчав, заговорил он, – Жюли Лакез. Она была мила со мной. Впрочем, я ведь ей жизнь спас.
– И что потом?
– Потом ничего. Вряд ли из этого что-нибудь вышло бы.
– Друг мой, – сказал Люсьен, не отвлекаясь от своего занятия, – нельзя же одновременно совершить геройский поступок и получить девушку в придачу.
– Это еще почему?
– Потому что тогда вместо героической драмы получился бы водевиль.
– Возможно, – тихо ответил Марк, – но если честно, пожалуй, я бы предпочел водевиль.
Глава 43
Когда Луи выходил вечером из комиссариата, он чувствовал себя совершенно разбитым, но на душе у него было спокойно. Пусть Луазель заканчивает эту историю. А ему еще надо кое-что уладить.
Секатор работал граблями в северной части кладбища. При виде Луи он застыл на месте.
– Так и думал, что ты объявишься, – сказал Луи. – Услышал, что убийцу поймали, не так ли?
Секатор дважды бесполезно поскреб граблями.
– И ты решил, что можно выйти? Что тебя не схватят? А изнасилование? Ты про него забыл?
Секатор сжал руками черенок грабель.
– Я тут ни при чем. Если хозяин сказал, что я там был, он врет. Доказательств нет. Никто не поверит убийце.
– Ты был там, – отрезал Луи, – вместе с Русле и приятелем, которого ты нанял. Мерлен заплатил вам.
– Я ее не трогал!
– Потому что не успел. Ты уже лежал на ней, когда Клеман Воке облил тебя. Не трудись отрицать. Мерлен ничего не сказал, но есть свидетель.
Клермон наблюдал за вами в бинокль из своей мастерской.
– Старая сволочь, – проворчал Тевенен.
– А сам-то ты чего стоишь?
Тевенен метнул на Луи ненавистный взгляд.
– Я скажу, чего ты стоишь, Секатор. Ты не стоишь трех гвоздей, и я легко мог бы тебя отправить за решетку. Но Николь Вер до умерла, и ей это не поможет. И есть еще кое-что. Оберег твоей матери. И ради него, только ради него я оставлю тебя в покое. Тебе повезло, он тебя защитил.
Секатор закусил губу.
– И я оставлю тебе эту чертову бутылку сан-сера, которую таскал с собой каждый день, пока ты прятался. Когда будешь пить, подумай о Николь и постарайся почувствовать угрызения совести.
Луи поставил бутылку у ног Секатора и пошел прочь по центральной аллее.
В этот вечер Луи ужинал в лачуге. Когда он вошел, в столовой было пусто и сумрачно, и сквозь закрытые ставни он увидел Марка и Люсьена, сидящих на редкой траве пустоши.
– Где Мартин пупсик? – спросил он, подходя к ним. – Полетел навстречу солнцу?
– Не угадал, – сказал Марк. – Клеман не ушел. Я предложил ему прогуляться по улицам, но он важно заявил, что в том, что касается его, он самолично предпочитает клеить булыжники в погребе.
– Господи, – присвистнул Луи, – надо будет его как-нибудь поделикатнее вытурить.
– Конечно, но не сразу. Времени у нас полно.
– Вы не открыли ставни?
Люсьен взглянул на дом.
– И правда, – сказал ohv – никому в голову не пришло.
Марк встал и подбежал к дому. Он распахнул три окна столовой, раскрыл деревянные створки, потом отодвинул задвижку, которая закрывала ставни комнаты Клемана, и жаркий воздух волной устремился в комнату.
– Вот, – крикнул он Луи, высунувшись из окна. – Видел?
– Прекрасно!
– А теперь закрою, а то мы в этой лачуге от жары сдохнем!
– Что это с ним? – спросил Луи.
Люсьен вытянул руку.
– Не досаждай спасителю, – серьезно сказал он. – Он надеялся найти любовь, а остался с кучей неглаженого белья.
Луи прислонился спиной к аиланту и покачал головой. Люсьен шмыгнул носом и сунул руки в карманы.
– Возвращение солдат с фронта всегда трагично, – пробормотал он.