49 
Ллойд побыстрее проглотил ужин и вернулся в машину. Он сделал крюк, чтобы в последний раз проехать мимо Сансет-Стрип, и направился к своей яхте. Он оставил машину в сотне метров от пристани, на подземной парковке. Он подождал несколько минут, пока стоянка опустеет, открыл перчаточное отделение и разбросал его содержимое по сиденьям. Потом сильно ударил по внутреннему зеркалу заднего вида, чтобы изобразить борьбу. Стекло разбилось, а из его кулака начала сочиться кровь. Ллойд внимательно осмотрел дело своих рук. Безупречно. На зеркале заднего вида остались следы крови, так что криминалистическая лаборатория может провести генетический анализ и официально установить его личность. Он вытер руку платком, положил его в карман. Выходя из машины, он стер рукавом отпечатки пальцев с ручки пассажирской двери, которую оставил открытой. Ллойд бросил последний взгляд на свой «мерседес». Если его отсюда не угонят, то полиция решит, что произошло ограбление и, возможно, убийство владельца. Тело исчезло, его увезли в багажнике машины, чтобы где-нибудь выбросить. Дело, скорее всего, отнесут к нераскрываемым… Ллойд вышел со стоянки, прячась всякий раз, когда слышал звук шагов. Оказавшись на улице, он выбросил портфель, предварительно вынув из него бумажник, в первую попавшуюся урну, затем направился к банкомату и, убедившись, что поблизости нет камер видеонаблюдения, снял все деньги, остававшиеся у него на карте. Теперь он был готов к отъезду.
Когда он приехал в Марина-дель-Рей, живительный бриз Тихого океана заставил его на несколько секунд забыть о боли в руке.
Он не заметил, что в нескольких метрах от его яхты дежурили два полицейских в штатском.
42
Наблюдая за тем, как четверо оставшихся участников называют кандидатов на выбывание, Стэнли задумался о том, что отныне ему предстоит заниматься всем самому. Нужно продержаться три дня, чтобы его не обнаружили полиция и ФБР.
Он сделал все для того, чтобы, если его личность будет установлена, не оставалось ни единой возможности обнаружить его местонахождение.
В конце игры, когда будет устранен шестой участник, он распылит на победителя сильнодействующий усыпляющий газ. Затем ему нужно будет избавиться от этого ничтожества, Эда Дамера. Это самая неприятная часть работы. Он воспользуется кольтом «питон», который Эд вечно бросает в подвале. После этого он подожжет дом, облив его бензином и открыв газ. Потом он положит спящего победителя в машину и оставит где-нибудь на пустыре. На машине он доберется до Мексики, где сядет на самолет в Бразилиа, надев свою маску и предъявив поддельные документы. А там доктор Кавалера, пластический хирург звезд Голливуда и личный знакомый Стэнли, согласился прооперировать его в своем подпольном кабинете в обмен на несколько сотен тысяч долларов. Он переждет несколько месяцев в Рио, а потом направится в Шотландию.
В этой стране он найдет укромный уголок и займется сценарием — новой версии «Призрака оперы», самого точного пересказа романа Га-стона Леру из когда-либо написанных. Он будет гораздо лучше, чем сценарий Джоэля Шумахера. Через год он появится под новым именем, придумает себе прошлое и начнет съемки фильма, который будет продюсировать сам на доходы от передачи. Он купит себе замечательную тридцатипятимиллиметровую камеру, а может быть, даже две или три, и будет снимать черно-белое кино на великолепно состаренной пленке. Как Дэвид Линч в «Голове-ластике» и «Человеке-слоне» или братья Коэны в «Человеке, которого не было».
Он будет снимать пейзажи и сцены из спектаклей в парижской Опере, в Праге и Италии. Он распорядится построить в подвалах Оперы грандиозные декорации, галереи обиталища призрака, которые будут казаться бесконечными.
Гигантские катакомбы, сырые и страшные средневековые камеры пыток и десятки застенков. Громадные лестницы, теряющиеся в прозрачных и сумрачных водах подземного озера — они должны быть великолепно освещены и сняты, — лабиринт, комнату пыток с зеркалами и призрачным лесом металлических деревьев и, наконец, маленькую комнату в стиле Луи-Филиппа, обезоруживающую своей невинностью и простотой. Особенно тщательно он проработает сцену падения люстры на публику во время спектакля «Фауст» — он снимет ее на контрасте между тяжелой замедленной съемкой и последующей за ней грозой невиданной жестокости.
От звуков органа будут дрожать стены, загробный голос призрака — звучать даже в душе зрителей, а его смех — сотрясать темный зал, и никто не сможет догадаться, откуда он исходит.
49 
