— Во-во, именно так и есть! Она-то тут как раз первой из первых была. Не женщина, а всем лисам лиса!
— Да это… это… Да вы просто влюбились в нее, а она вас отвергла! Вот вы теперь потому и…
Внезапно Тамаки, словно испугавшись, спряталась за Дзюнко и, прерывисто дыша, резко обернулась к Киёми:
— Киёми-тян, а ты почему молчишь, когда господин Итами такое говорит? Ведь хозяйка так тебя любила!
На губах Киёми появилась слабая улыбка:
— Я решила теперь не говорить вообще ничего. И очень раскаиваюсь, что тогда так повела себя.
— Это как ты себя повела?
— Тамаки, довольно. Замолчи!
Дзюнко заслонила спиной обеих девушек:
— Господин Итами, позвольте спросить…
— Ну-ну?
— Вы только что сказали про здешнюю хозяйку, что она всем лисам лиса, — вы что, знаете за ней дурное?
Дзюнко это действительно очень интересовало. Никому, даже своему мужу она не рассказывала о том, что сама в глубине души называла Катагири Цунэко не просто «мадам», а «мадам Икс» — для нее это была женщина-загадка.
Катагири Цунэко была очень красива. Выглядела она ненамного старше Дзюнко — ей можно было дать тридцать шесть — тридцать семь, хотя скорее всего она была старше. Мадам относилась к тому типу женщин, которых лучше всего характеризуют слова «изящество» или «элегантность». Хрупкая на вид, она обладала таким характером, что самой Дзюнко до нее было далеко.
Дзюнко с начала июля дважды в неделю ходила к ней учиться швейному делу. Естественно, ее заинтриговала эта красивая, и притом одинокая женщина. При всяком удобном случае, Дзюнко пыталась как бы ненароком разузнать у нее что-нибудь о ее прошлом, но владелица ателье от этих разговоров уклонялась категорически.
В середине сентября Дзюнко, ходившая сюда уже два месяца и решившая, что отношения у них сложились достаточно теплые, снова начала свои расспросы, которые незаметно для нее самой стали слишком настойчивыми. И тогда мадам, которая прежде в таких случаях с улыбкой переводила разговор на другую тему, осадила ее с едким сарказмом.
У Дзюнко было ощущение, что в бок ей всадили кинжал. Ее ошеломило, с какой легкостью и непринужденностью из уст этой прелестной, изысканной женщины вылетели ядовитые слова. При этом мадам Катагири Цунэко не потеряла самообладания и продолжала с улыбкой строчить на машинке.
С тех пор Дзюнко начала думать, что хозяйка ателье не так проста, как кажется. Тогда-то она и стала называть про себя эту женщину «мадам Икс». Женщина с темной стороной…
— Господин Итами, вы знаете какие-нибудь подробности о жизни Катагири-сан?
— Знаю-знаю, да только таким девчонкам, как вы, рассказывать не собираюсь. Вот спустятся сверху те, из полиции, я им и выложу про нее правду. О! Легки на помине!
Скрипя ступенями плохо построенной лестницы, со второго этажа спустились все трое — Тодороку, Киндаити и Ямакава.
— Баа, Огата-кун, то есть нет, теперь Судо-кун? Вот ведь где довелось встретиться!
Тодороку остановился у мастерской, приветливо глядя на Дзюнко. В уголках его глаз собрались морщинки, и весь вид свидетельствовал о симпатии к этой молодой женщине.
Всегда приветливая, Дзюнко решила вести себя сдержанно. Она потупилась:
— Давно не встречала вас, господин старший инспектор. А теперь вот такое несчастье…
— Да-а, странное совпадение. Но знаешь, мы как раз сейчас говорили с Киндаити-сэнсэем: повезло нам, что ты здесь живешь. Может, придется за помощью обратиться, так ты уж не откажи.
— Если смогу чем-либо помочь.
— Ну, для начала представь нам этих людей. Как зовут и какое отношение имеют к хозяйке.
— Слушаюсь. — И Дзюнко начала несколько официально: — Вот господин Итами, владелец здешних земель и этих торговых рядов. Это приходящая помощница хозяйки, Кавамура Мацуэ. А эти две девушки — Тода Киёми и Миямото Тамаки, они швеи.
При имени Тамаки все трое разом невольно посмотрели на нее. Почему, Тамаки не знала и даже приосанилась от гордости.
— Что ж, теперь надо задавать вопросы. Как ты думаешь, с кого лучше начать?
— Конечно, с господина Итами. Он же владелец этих лавок, а госпожа Катагири здесь работала.
— А еще он в нее влюбился и без конца сюда шастал! — ледяным тоном проговорила Тамаки.
Итами был обескуражен:
— Ну, дуреха! — Он смутился до смешного. — Да ты же ничего не знаешь! Что вы можете понимать, дети малые!