А будет ли у нее время после приема? — засомневалась она, непроизвольно поглаживая живот. У нее уже были ложные схватки, и она на всякий случай зарезервировала палату в больнице. Сегодня боли ощущались сильнее, как будто дело шло к неизбежному финалу.
Шейла вымыла и вытерла руки. Розовое бумажное полотенце полетело в корзину.
— Он назвал свое имя?
— Нет, он велел сказать, что хотел бы еще раз потанцевать при лунном свете, когда у вас будет время.
Лайза задержала дыхание, следя за реакцией Шейлы.
Сердце как сумасшедшее ударилось в ребра. Шейла чуть не смахнула монитор со стола. Улыбнувшись пациентке, она еле слышно извинилась и увлекла Лайзу из комнаты.
Не может быть!
Однако все остальное исключается. Такое совпадение невозможно. И кто еще пригласил бы ее на танец в лунном свете?
Шейла взглянула в сторону приемной, но матовое окно было закрыто. Едва различимые туманные контуры могли принадлежать кому угодно.
Но один из этих силуэтов принадлежит ему. Она готова была поклясться в этом.
Слейд.
Только в данный момент она не готова развлекать призраков из своего прошлого. Ей надо справляться с пациентками и болью. Она вцепилась в руку Лайзы.
— Этот мужчина, как он выглядит? — Лайза вздрогнула, и Шейла поняла, что держит ее слишком крепко. Раздосадованная, она опустила руку.
Лайза непроизвольно вздохнула, прежде чем ответить, и Шейла знала ответ еще до того, как медсестра открыла рот.
— Резкие черты лица, но красивый. Очень красивый.
Именно так, подумала Шейла. Грубоватый, но красивый. Такой красивый, что кости тают.
— Около шести футов двух дюймов, карие глаза, темно-каштановые волосы, кривая улыбка?
Шейла сама не знала, почему спрашивает. Ведь это точно он.
Лайза напряглась, вспоминая порядок вопросов.
— Да, да, да, но он не улыбался, — ответила она, подумав, что не прочь бы увидеть его улыбку.
— Тебе повезло, — прошептала Шейла скорее себе, чем медсестре.
Именно его улыбка более, чем все остальное, заставила ее потерять благоразумие и сделать то, что она сделала: стала Кэтрин Хэпберн для своего Спенсера Трейси.
А может, у нее что-то с головой? Надо бы провериться.
И все же, если вернуть прошлое, она поступила бы так же. Ту ночь она будет помнить всегда и будет нежно любить и заботливо растить ребенка, зачатого совершенно случайно, несмотря на меры предосторожности.
Лайза всматривалась в лицо Шейлы, пытаясь понять, не начались ли схватки.
— Доктор, вам нехорошо? Вы побледнели.
— Я всегда бледнею, когда развлекаю рождественских призраков, — рассеянно ответила Шейла.
Она никогда не думала, что увидит его снова, и вот он здесь, в ее приемной. Что делать?
Шейла заставила себя успокоиться. Нет причин для паники. Она приняла обдуманное решение после того, как обнаружила, что беременна и ее привычный мир неожиданно перевернулся.
До того самого момента, как она прочитала результат теста на беременность, она и не помышляла о ребенке. Собственное детство убедило ее в том, что успешная карьера не оставляет места для семьи. По крайней мере не позволяет уделять столько внимания, сколько, по мнению Шейлы, семья заслуживает.
Оказавшись с другой стороны смотрового кресла, Шейла обнаружила в себе такие сильные материнские чувства, что не смогла с ними совладать. Эти чувства росли в ее груди и требовали выхода. Она хотела этого ребенка.
И она его получит. И он будет принадлежать только ей, она будет растить его одна, без помощи супруга или кого бы там ни было.
«Кто бы там ни был» в данном случае был мужчиной, которого она считала любовником, посланным ей с небес. Та встреча была слишком совершенной, чтобы разрушать ее второй, тем более отягощенной новостями о «дивидендах» ночи любви. Все теперь предстанет в новом свете, потускнев с вторжением реальности.
В ту ночь Шейле казалось, что она узнала Слейда так, как только может женщина узнать мужчину. Он был так же неистово независим, так же доволен своим образом жизни, как она — своим. Ни один из них не хотел обязательств друг перед другом, не говоря уж о детях.
Именно поэтому Шейла не пыталась выяснить местонахождение Слейда и сообщить ему о предстоящем отцовстве.