2 
Однако сейчас здесь было совсем не жарко. Когда вошел Гоуван, было почти семь утра, и огромная плита, разогревавшаяся у одной из стен, еще не изгнала холодный утренний воздух. На конфорке кипел большой чайник. Сквозь узкие арочные окна Гоуван увидел, что обильный ночной снегопад укрыл гладким ковром луга, простиравшиеся до озера Лох-Ахиемор. В другое время он, может быть, и насладился бы этим зрелищем. Но в данный момент праведный гнев мешал ему увидеть что-либо, кроме светлокожей сильфиды, стоявшей у стола в центре кухни и застилавшей салфетками подносы.
– Объясни-ка мне, Мэри Агнес Кэмпбелл, что это такое.
Лицо Гоувана, вспыхнув, почти сровнялось цветом с его волосами, а веснушки потемнели. Он протянул выброшенный листок, большой палец широкий, мозолистый, прижимал на бумаге герб Уэстербрэ.
Мэри Агнес устремила на листок простодушный взгляд своих голубых глаз и мельком глянула на Гоувана. Нисколько не смутясь, она прошла в буфетную и принялась снимать с полок чайники, чашки и блюдца. Можно было подумать, что это не она, а кто-то другой вдоль и поперек исписал листок бумаги непривычной к этой работе рукой: миссис Джереми Айронс, Мэри Агнес Айронс, Мэри Айронс, Мэри и Джереми Айронс, Мэри и Джереми Айронс с детьми.
– А чего такого? – отозвалась она, откидывая назад густые черные волосы. Из-за этого движения, нарочито стыдливого, белая наколка, лихо сидевшая на кудрях, съехала и закрыла девушке один глаз. Она стала похожа на очаровательного пирата.
В том-то и была загвоздка. Еще ни одну женщину Гоуван не желал так страстно, как Мэри Агнес Кэмпбелл. Он вырос на ферме Хиллвью-фарм, которую, среди прочих, хозяева Уэстербрэ сдавали в аренду, и ничто в его здоровой жизни, полной свежего воздуха и плаванья в лодке по озеру, среди овец, пятерых братьев и сестер, не подготовило его к тому воздействию, которое всякий раз оказывала на него Мэри Агнес, когда он находился в ее обществе. И только мечта в один прекрасный день сделать ее своей удерживала его от объяснения.
И эта мечта никогда не казалась ему совсем уж несбыточной, несмотря на существование Джереми Айронса, чье красивое лицо и выразительные глаза смотрели с многочисленных вырезок из журналов о кино, развешанных по стенам в комнате Мэри Агнес. В конце концов, все девушки обожают всяких недоступных красавчиков, верно? По крайней мере так постаралась объяснить Гоувану миссис Джеррард, когда он, по своему обыкновению, облегчал перед ней душу во время ежедневных, все более успешных занятий: он учился разливать вино и уже не проливал большую часть оного на скатерть.
Все это, конечно, было прекрасно, до тех пор пока красавчики существовали в каком-то другом измерении. Но теперь, когда в доме кишмя кишели лондонские актеры, Гоуван вдруг осознал, что Джереми Айронс начинает казаться Мэри Агнес не таким уж и недоступным. Наверняка хоть кто-то из постояльцев с ним знаком, он их сведет, а там уж природа возьмет свое. И эти его опасения подкреплялись обнаруженной Гоуваном бумагой, предельно ясно указывающей, каким Мэри Агнес представляла свое будущее.
– Чего такого? – повторил он, ни на миг не поверив этому небрежному тону. – Ты оставила это в библиотеке, вот чего такого!
Мэри Агнес вырвала у него листок и сунула в кармашек фартука.
– Вот спасибо, что принес, дружок, – сказала она.
Ее спокойствие выводило из себя.
– И ты мне так ничего и не объяснишь?
– Я тренировалась, Гоуван.
– Тренировалась? – Молодая горячая кровь прямо-таки закипела от этих слов. – Это еще зачем? Чтобы черкать «Джереми Айронс»? Всю бумажку исчеркала. Он, между прочим, женат!
Мэри Агнес побледнела.
– Женат? – Она поставила одно блюдце на другое. Фарфор противно клацнул.
Гоуван тут же пожалел о непроизвольно вырвавшихся словах. Он понятия не имел, женат ли Джереми Айронс, но одна мысль о том, что Мэри Агнес грезит по ночам об этом актере, в то время как он в соседней комнате, весь обливаясь потом, мечтает прикоснуться губами к ее губам, доводила Гоувана до отчаяния. Это было не по-божески. Это было несправедливо. Она непременно должна получить по заслугам.
Но, увидев, как задрожали ее губы, он отругал себя за подобную глупость. Если он будет нести всякую чушь, она возненавидит его, а не Джереми Айронса. А он этого просто не переживет.
– Ну, Мэри, это еще не точно. Точно я ничего сказать не могу, – признался Гоуван.
2 
