— Где вы были? — поинтересовался Чедвик.
— Во Франции. С моим бойфрендом. Он учится в Париже. В Сорбонне. Только вчера вернулась.
— Полагаю, мы сможем это проверить?
— Валяйте.
Она назвала ему имя и парижский телефон. Чедвику было от этого мало проку. В конце концов, этот парень — ее дружок, и ради нее он наверняка готов клясться, что черное — это белое. Но рутинную процедуру все равно следовало проделать.
— Но вы все же были в Бримли?
— Конечно.
— Об этом-то я и хочу с вами поговорить.
Таня выдохнула дым, нашарила на столе пепельницу и устроила ее между скрещенных ног.
— Что там произошло? — задал новый вопрос Чедвик.
— В каком смысле — «что там произошло»? Там много чего происходило. Там был фестиваль. Праздник.
— Что праздновали?
— Это был праздник юности. Музыки. Жизни. Любви. Мира. Вам всего этого не понять.
— Ну, не знаю, — проговорил Чедвик. — Когда-то и я был молодым.
Он уже начал привыкать к тому, что эти люди критикуют его за то, что он такой старый и консервативный, и, хотя это его совершенно не задевало, ему всякий раз казалось, что проще отмахнуться от их критики каким-нибудь бойким замечанием, показывающим, что его все это не колышет. Однако, несмотря на объяснения Эндерби, он не мог понять, почему образованных молодых людей из хороших семей тянет в такие места, как вот это, где они живут в нищете и убожестве и вряд ли хотя бы один раз в день едят здоровую пищу. Неужели весь в мире секс и наркотики, все, к чему ты так рвешься, стоит такого убогого существования?
Таня выдавила улыбочку:
— Тогда было иначе.
— Бросьте вы. Свинг, джиттербаг. Гленн Миллер, Томми Дорси, Генри Холл, Гарри Рой, Нэт Гонелла, Ал Баули. Настоящая музыка. И, конечно, война.
— Наш выбор — не участвовать в войнах.
— Наверное, приятно верить, что у тебя есть выбор, — заметил Чедвик, чувствуя, что в нем закипает гнев — как всегда, когда он слышал такие легкомысленные фразочки. Он постарался снова вырулить на главную тему. Вечно они тебя отвлекают, эти ребята, заставляют тебя обороняться, и, не успеешь оглянуться, уже споришь с ними про войну и революцию. — Послушайте, я просто хочу узнать про вас с Линдой, про то, как вы попали в Бримли, почему не ушли оттуда вместе, что произошло. Неужели вам так трудно ответить?
— Не трудно. Мы приехали на машине. Утром в воскресенье. У меня старый «мини».
— Вы ехали вдвоем?
— В «мини» больше народу и не влезет. Если хочешь разместиться с комфортом.
— И вы приехали всего на один день?
— Да. Ребята из «Мэд Хэттерс» сказали, что смогут достать для нас пропуск за сцену. Но только на тот день, когда они будут играть. То есть на воскресенье. Честно вам скажу, нам не очень-то хотелось три дня сидеть на грязном поле в Йоркшире.
Чедвик, пожалуй, впервые за долгое время услышал столь разумную фразу из уст юного существа.
— Когда вы приехали?
— Днем. В начале дня.
— «Мэд Хэттерс» уже там были?
— Слонялись вокруг.
— Чем вы занимались?
— Ну, там было классно. Мы сумели припарковаться там же, где группы. И мы могли когда угодно входить за кулисы. И выходить обратно.
— И что там происходило?
— Вы не поверите. Главным образом там была музыка. Когда играли группы, можно было обойти сцену и забраться в пресс-зону. Если было место. Оттуда все вокруг можно было увидеть. Лучше всего.
— А остальное время?
— Там, сзади, было что-то вроде приема на открытом воздухе. Ну, палатка с пивом, закуски, столы, стулья. Кто-то бренчал на гитаре. Болтали, тусовались, танцевали. Как будто соединили большой клуб и ресторан. Иногда, особенно между выступлениями групп, там был настоящий бедлам: музыканты, их приятели, администраторы бегают туда-сюда… Но все равно было очень славно.
— Как я понимаю, для некоторых звезд были устроены специальные вагончики.
— Людям, бывает, требуется уединение. Ну и потом, если кому-то захотелось бы… мне ведь можно не продолжать, да?
— Вы ходили с кем-нибудь в вагончик?
Ее глаза расширились, по коже разлился румянец.
— Джентльмены обычно не задают дамам такие вопросы. И вообще я не понимаю, какая тут связь. С тем, что случилось с Линдой.
— Значит, никому не требовалось пойти в лес, чтобы уединиться?
— Нет. Там было наше собственное маленькое сообщество. И никого, кто стал бы устанавливать для нас законы. Предписывать нам, что мы должны делать. Идеальное анархическое государство.