— Я все пытаюсь припомнить, как назывался ваш последний фильм, — пробормотал он.
Она снова оторвала взгляд от газеты:
— Погодите, на «Коламбиа» я снималась в «Поехали», а потом в «Лунных танцах» — это уже RKO. Полный провал.
— Это где действие происходит в сумасшедшем доме?
— Сразу после этого фильма я и ушла. Я пробовалась на роль в той картине, которую снимали в этих местах, большей частью в отеле «Кардозо». Мне уже почти пообещали роль богатой вдовы, убежденной девственницы— мой единственный шанс сыграть положительную героиню, — но потом роль отдали Элинор Паркер. На самом деле не такая уж завидная роль.
— Там снимались Фрэнк Синатра и Эдвард Робинсон, — сказал Ла Брава, желая произвести впечатление знатока.
— Вот именно, — кивнула она. — «Дырка в голове». Фрэнк Каира снимал свой первый фильм после, помнится, семилетнего перерыва. Я хотела работать с ним. Я приехала сюда за свой счет, присмотреться к этим богатым вдовушкам в Майамибич.
— Но вы оказались чересчур молоды для этой роли.
— Потому-то Фрэнк и отдал ее Элинор Паркер. А до меня сценарий читала Джейн Грир — оставила свои отпечатки на всех страницах. Нет, «Лунный танец» был не последним, — спохватилась она. — Я еще раз вернулась на «Коламбиа» — да, да, точно— снималась в «Сокровище ацтеков».
— «Сокровище ацтеков», — закивал Ла Брава. Он понятия не имел, о чем идет речь.
— Ферли Грэнджер играл внебрачного сына Монтесумы. В последней сцене меня хотят принести в жертву богам на вершине пирамиды, вырвать у меня сердце, но младший брат Кортеса спасает меня. Припоминаете?
— Я забыл, кто играл главную роль, — признался Ла Брава.
— Оди Мерфи. Я вылетела из Дуранго первым рейсом, на какой только смогла раздобыть билет, и больше никогда не снималась.
— Думаю, многим зрителям этот фильм все-таки понравился.
— Ведь вы же его не смотрели, верно?
— Да, его я, похоже, пропустил. В скольких картинах вы снимались?
— В шестнадцати. С пятьдесят пятого по шестьдесят третий.
Он мог бы с ходу назвать от силы четыре-пять.
— Похоже, пару самых ранних я тоже пропустил, — покаялся Ла Брава. — Но все остальные смотрел, и должен вам сказать — может, вам это и безразлично, но вы были просто прекрасны..
Джин Шоу посмотрела на него в упор таким знакомым, слегка высокомерным взглядом.
— Ну и какая картина — ваша любимая? — поинтересовалась она.
Глава 7
В 8 часов 10 минут вечера Джил Уилкинсон заявила Робу и Пэм, ночным дежурным кризисного центра, что лично она намерена убраться отсюда, пока больше ничего не стряслось. Три бессонные смены подряд— вот и вся награда, на которую может рассчитывать добросовестный медработник Южного округа. Если в ближайший час она не доберется до постели, то загремит в Мемориальный госпиталь «Бефизда», чтобы подвергнуться интенсивной терапии в связи с острым нервным истощением, заработанным на службе обществу. Пусть тогда Южный округ ищет себе другого преданного делу и вечно бодрствующего работника, готового работать семьдесят часов в неделю, — одна беда, никто не способен оставаться вечно бодрствующим. За последние сутки они тут получили по полной программе.
Сперва заявился этот здоровенный блондин со своим игрушечным значком и отнюдь не игрушечным револьвером. Копы из Делрея оказались славными ребятами: они, конечно, малость похихикали над этой заварушкой, но сперва предупредили мистера Ричарда Ноблеса: если он еще хоть раз покажется в кризисном центре и будет приставать к Джил, они ему с обеих сторон челюсть переломают, чтобы не разевал пасть, мать его.
Потом посреди ночи Эрл закурил сигаретку и поджег свой матрас — а ведь они тщательно обыскивали его и не нашли при нем ни сигарет, ни спичек. Уолтер продолжал изводить всех и каждого своими вопросами про орла, пока его наконец не увезли в больницу. Девушка, наголо обрившая себе голову и сбрившая брови, заперлась в туалете и просидела там все утро, и двум алкоголикам пришлось блевать в мусорное ведро. Клиент, ожидавший своей очереди, наткнулся на ящик туалетной бумаги, хранившийся в кабинете (а где его еще держать?), и размотал рулоны по всему помещению. В довершение всего, улыбчивый кубинец, откликавшийся на имя Джеральдо Ривера, вошел прямо в приемную в чем мать родила, не считая сетчатых спортивных туфель и темных шелковых носков. Вот симпатяга.
Сперва он заявил, что не знает английского, но когда Джил взялась за телефон, чтобы вызвать переводчика из полиции Делрея, он сказал — погодика, погоди, что-то такое забрезжило, и предположил, что страдает временной потерей памяти. Он собирался на хай-алай, да вот одеться-то и забыл. Это ведь здесь на веранде играют в хай-алай? Джил ответила, тут много во что играют, только не в хай-алай. Она на минуту оставила кубинца одного, и тот принялся шляться по всему заведению со своей длинной свисающей штучкой. Новенькая, Мери Элизабет, аж присвистнула: надо же, никогда такого не видела, такой темный, гораздо темнее, чем все тело. Пьяницы приоткрыли свои опухшие глазки и тоже поглядели на кубинца, но от комментариев воздержались. Что дальше? Уолтер — его тогда еще не забрали — спросил кубинца, видел ли тот орла, и кубинец сказал— еще бы, его воспитала орлица, его-де еще младенцем похитили орлы, унесли в свое гнездо и вскормили, отрыгивая ему полупереваренное кроличье мясо. Кубинца кое-как укрыли простыней, и это ему понравилось, он заворачивался в нее и так и этак, пока не изобрел нечто вроде тоги, выставив наружу одну руку. После этого он малость успокоился.