Последние отзывы

  50  

Он ничего не знал.

Это-то и было условием. Джон не должен был ничего знать. Несколько месяцев он чувствовал себя плохо, его мутило от галоперидола и рвотного корня, он искренне испугался, когда ему сообщили о кардиомиопатии, после чего ему было предписано наблюдение врачей; два новых доктора, делившие одну ставку, должны были регулярно посещать его и лечить от несуществующей болезни — и все это для того, чтобы осуществились остальные условия плана побега.

Вернон улыбнулся.

Джон на самом деле умер.

В то утро Джон чувствовал себя хуже, это был именно тот самый день. Вернон, предупрежденный Гринвудом, как обычно, добавил галоперидол и рвотный корень в еду Джона Мейера Фрая, но на этот раз присовокупил еще и большую дозу бета-блокатора, тоже мелко растолченного, у Джона началось головокружение, упало давление, и он рухнул на пол камеры, как раз в те полчаса, когда Гринвуд и Биркоф вместе дежурили в восточном блоке.

Вернон сделал шаг вперед и взялся обеими руками за металлический косяк двери камеры: не оставили ли они следов там внутри; нет, не оставили.

Каждое из лекарств показало себя превосходно.

Биргит Биркоф первой пришла в камеру, она опустилась на колени перед Джоном, тот покрылся испариной и обеими руками держался за живот. Она громко, во весь голос, объявила, что это сердце, кардиомиопатия, и что заключенного следует перевести в лазарет.

Она дала ему первые лекарства. Бензодиазипам. Джон не должен был ничего помнить. Биркоф стянула с него оранжевые штаны, ввела клизму стесолида в задний проход, седатив, она заранее объяснила, что для успеха операции он должен быть под седацией.

Лотар Гринвуд примчался бегом из другой части здания. Проходя мимо Вернона, который вместе с тремя другими охранниками стоял у камеры, он встретился с ним взглядом, оба знали, что происходит, но не подавали виду. Биркоф коротко рассказала Гринвуду то, что ему и так было известно, — ее действия они спланировали за несколько месяцев, он заранее раздобыл быстродействующее средство, которое влияло на память пациента, вызывая в дальнейшем амнезию, — вызывающий потерю памяти и приостанавливающий дыхание чистый морфин. Джона положили на пол, он был в забытьи, штаны у него были спущены. Одной рукой Гринвуд взял его пенис, в другой у него был шприц, он сделал инъекцию в вену полового члена. Павулон, препарат, сходный по действию с кураре, полностью парализующий. За несколько дней до этого на их последней встрече он объяснил Вернону, что может выбрать локтевой сгиб, или пах, или шею, но предпочитает пенис: там складки кожи, будет меньше следов.

Джон теперь угодил в ад.

Он ничего не знал, у него началась агония, он стал живым мертвецом.

Он находился в сознании, но был парализован.

Полная атрофия мышц, он не мог пошевелиться, даже дышать не мог.

Те несколько минут, которые заняла эта процедура, Вернон стоял у двери и следил за происходившим, это было тяжелое зрелище.

Парень, лежавший на полу, был на волосок от смерти, а он стоял в стороне и только наблюдал.

Они знали, что возможен и худший исход, и много говорили об этом: в их распоряжении всего несколько минут, не больше.

Биркоф тем временем достала маленький флакончик с глазными каплями.

Атропин, от него зрачки должны были расшириться и не реагировать на свет.

Зрачки мертвого человека.

Вернон вспомнил, каково ему было стоять там за дверью, пока человек, к которому он успел так привязаться и который, как он знал, был несправедливо осужден, лежал там внутри и умирал. Все выглядело именно так. Вернон застыл на месте, но он все видел, и ему было трудно удержаться и не ворваться в камеру.

Пульс сделался почти неразличимым.

Полностью удалить его было невозможно. Гринвуд использовал кодеин, он значительно ослаблял пульс, и тот становился таким слабым, что врачи с трудом могли его обнаружить, со стороны все выглядело вполне достоверно, можно продолжать дальше.

В их распоряжении не больше восьми минут.

Им приходилось делать ему искусственную вентилияцию легких, раз в две минуты выдыхая воздух ему в рот.

Должно сработать. В случае, если дыхание возобновится в течение этих восьми минут. Малейшее промедление — и… неизбежно повреждение мозга, серьезное и необратимое.

Гринвуд поднялся, повернулся к Вернону и трем его подчиненным и громко обратился к ним и заключенным, следившим за происходившей драмой из своих камер. Голос Гринвуда все еще звучал в ушах Вернона, как тот почти прокричал: «Он мертв».

  50