В гостиной было восемь человек, итого вместе с чудом-юдом, открывшим мне дверь, девять. Три женщины и шестеро мужчин. Самому старшему было на первый взгляд около шестидесяти, младшему — восемнадцать-девятнадцать лет. Я подумал, что он-то и курил гашиш, а остальным было уже довольно музыки. Лица у мужчин были небритые, заплывшие, лишенные какого-либо выражения, с бессмысленными глазами. Двигались они так вяло, что смотреть было жутко: впечатление такое, как будто нервная система у них была выжжена алкоголем. Все, что они делали, выглядело как в замедленной съемке, причем пленку крутил киномеханик, еще более пьяный, чем они сами.
Женщины, впрочем, выглядели не намного приличнее. У той, что постарше, были огненно-рыжие волосы с давно не крашенными седыми корнями. Степень ее опьянения не поддавалась описанию. У второй — черные, как у цыганки, волосы, но цвет, конечно, был ненастоящий; судя по произношению, она была с севера, возможно из Хордаланна. Третья была Метте Ольсен.
Она сидела, тяжело нависнув над столом, подперев кулачками маленькое худое личико. Она выглядела лет на десять старше, чем тогда, три года назад, когда я увидел ее впервые. Волосы осветлены беспорядочными прядями, а косметика, наложенная часов десять-пятнадцать назад, теперь превратилась в черные круги вокруг глаз и красный небрежный росчерк помады, как кривая ухмылка украшавший правую щеку. Блузка была наполовину расстегнута, так что виден был серый лифчик в пятнах от кофе или пива.
Метте сжимала стакан, в котором плескалось что-то явно неразбавленное, может, водка. Она медленно перевела взгляд на меня:
— Чего надо?
Я, признаться, и сам себя в этот момент спрашивал о том же. Но раз уж пришел…
— Не знаю, помните ли вы меня.
Она взглянула на меня, и слабая тень узнавания промелькнула в ее глазах.
— Где мы встречались?
— Я был у вас дома несколько лет тому назад. Служба охраны детства.
Настроение в комнате сразу изменилось. Даже музыка стихла, и теперь раздавалось только шипение: пластинка кончилась и игла проигрывателя скользила по гладкой наклейке. Общий разговор прекратился. «Охрана детства… он из охраны детства!» — говорили они друг другу, а один из мужчин встал и принялся угрожающе закатывать рукава рубашки. Другой, правда, тотчас усадил его обратно со словами: «Да ладно, потом с ним разберешься!»
Метте Ольсен смотрела на меня, губы ее дрожали.
— Из охраны детства? Но тут у нас нет детей! — Ее начала бить крупная дрожь. — Если вам дети нужны, вы сами давайте… идите…
Со всех сторон я чувствовал тяжелые враждебные взгляды.
— Да, но… я пришел поговорить о вашем сыне.
— О Яне-малыше? Что с ним? С ним что-нибудь случилось? — В ее глазах разлилась страшная тоска.
— Нет-нет. С ним все хорошо. Скажите, мы можем с вами поговорить где-нибудь наедине?
Она скользнула взглядом по комнате, попыталась сконцентрироваться, а потом произнесла:
— Я не знаю… — и добавила, обернувшись на дверь в соседнюю комнату: — Может быть, там.
Один из мужчин немедленно воскликнул:
— Ага, Метте, давай, веди его в спальню! Чтобы охране детства было чем потом заняться!
Дикий гогот наполнил комнату. Шутка удалась.
Метте Ольсен встала и нетвердыми шагами обошла стол:
— Не слушайте их. Пойдемте.
Она взяла меня под руку — скорее чтобы я ее поддерживал, чем из кокетства, — и с торжественным выражением лица повела в спальню. Неубранная кровать и разбросанные по всем углам и подоконникам вещи составляли первое и главное впечатление от этой комнаты. Я оставил дверь приоткрытой, чтобы не давать повода домыслам. За нашими спинами вновь царило оживление: кто-то сменил пластинку и музыка загремела с новой силой.
Остановившись у постели, она отпустила мою руку и неловко уселась. Во взгляде читалась странная смесь страха и презрения.
— Чего там с Яном-малышом?
Я серьезно посмотрел ей в глаза:
— Когда вы видели его в последний раз, Метте?
Ее глаза наполнились слезами, а на шее проступили крупные красные пятна.
— Когда видела?! Да тогда же, когда эти чертовы куклы забрали его у меня! И больше ни разу… Только в тот день, когда они пришли и забрали…
— И до сегодняшнего дня.
— Говорю же — ни разу!
— Но вы знаете, что его усыновили?
Метте прикрыла глаза, пытаясь сосредоточиться. Веки дрожали. Она взглянула на меня: