Ханс Ховик был здоровенным парнем лет тридцати пяти: под метр девяносто ростом, что называется, косая сажень в плечах. Вид при этом имел добродушнейший, особенно при встрече с теми, кто по разным причинам именно под его крылом вынужден был искать себе пристанище. Мечты Сесилии о еде были исполнены в лучшем виде: он накрыл стол для всех троих в столовой центра — светлом зале, серые бетонные стены которого были украшены жизнерадостными расписными тарелками. По дороге туда мы прошли мимо подростков, которые пинали мячик на парковке недалеко у входа. В игровой комнате, судя по звукам, сражались в настольный хоккей: шайба с громким стуком ударялась о борта и плоских пластмассовых спортсменов.
Угостили нас густым лапскаусом — национальным блюдом из мяса и картофеля — со свежим деревенским хлебом. Мы запивали еду водой из кувшина, а на десерт Ханс предложил горячий шоколад, кофе и домашнее печенье.
Ян-малыш ел совсем мало. Он сидел, ковырял у себя в тарелке, скептически разглядывал кусочки мяса, но кружочки нарезанных сосисок все-таки отправлял в рот. Мы старались не обращать на него внимания, но разговаривать о нем, пока он сидел с нами, конечно, не могли. Пришлось беседовать на профессиональные темы, ведь мы все были социальными работниками: у Ханса был десятилетний опыт, у нас с Сесилией поменьше, причем она начала работать года за два до меня.
Когда с едой было покончено, Ханс покосился на нас и сказал:
— Было бы неплохо, наверное, если бы кто-нибудь из вас побыл тут, пока мальчик не заснет.
Сесилия кивнула и посмотрела на меня.
— Я останусь, у тебя же…
— Она оборвала себя на полуслове.
Да, действительно. Тех, о ком она хотела сказать, больше не было в моей жизни. Дома меня никто не ждал.
— Прекрасно! — сказал Ханс.
Я посмотрел на Яна-малыша. Шесть — шесть с половиной. Томасу было два с половиной. Удивительно, что взрослый человек может быть настолько зависимым от этих крошечных существ! Вот вы общались с ним каждый день, а потом — все, пустота. Могут появиться другие привязанности, но это место в сердце никто не заполнит. Никогда.
Я вздохнул, и Сесилия взглянула на меня виновато, как бы прося прощения за свою оговорку.
— Ну что, я тогда поехал? — спросил я у нее.
В соседней комнате зазвонил телефон, и Ханс пошел снять трубку. Сесилия подошла ко мне:
— Прости, Варг. Я не хотела…
— Да брось! Все нормально.
Ханс вернулся со словами:
— Это из полиции. Просят кого-нибудь из вас.
— О'кей, я подойду, — ответил я на кивок Сесилии и вышел в коридор, где стоял телефон-автомат.
— Алло. Это Веум.
— Говорит инспектор Муус.
— Слушаю вас.
— Ситуация изменилась. Мы приехали в больницу, думали, что эта женщина, Вибекке Скарнес, пришла в себя и можно с ней побеседовать. Но ее там не оказалось.
— Что?
— Сбежала. Пустая койка, никаких следов.
— Вы начали ее искать?
— А вы как думаете? Короче, мы тут считаем, что за мальчиком надо приглядеть. Пока мы ее не найдем.
— Понимаю. Я поговорю с Ховиком. Если он не сможет, то я возьму это на себя. Держите нас в курсе.
— Хорошо.
Я повесил трубку и вернулся к остальным.
— Ну что, — улыбнулся я Яну-малышу, — не пора ли тебе ложиться спать? Как думаешь?
Он посмотрел на меня откуда-то издалека, из страны, куда взрослому дороги нет. Иногда я бы хотел там оказаться, но пути туда закрыты. Для большинства из нас — навсегда.
За те минуты, пока мы относили тарелки на кухню, я рассказал Хансу и Сесилии о том, что произошло. Мы пришли к единому мнению, что Сесилия должна остаться и даже переночевать в одной комнате с Яном-малышом, а Ханс предупредит охранников.
— Но как она может узнать, где мальчик? — поинтересовалась у меня Сесилия.
— Не знаю, но такая вероятность существует. Я вот что думаю — поеду-ка я обратно в Вергеландсосен на случай, если она вдруг там объявится.
— Но… — Она удивленно взглянула на меня. — Разве этим не полиция должна заниматься?
— Угу.
Вместо комментария Сесилия закатила глаза.
Ханс повел Яна-малыша показывать, где тот будет ночевать, а мы последовали за ними. Спальня находилась на другом этаже. Там помещались две кровати, стол со стульями посреди комнаты и двустворчатый шкаф. Окно выходило на горный склон. На стене висела одна-единственная картинка, которую я с трудом, но вспомнил: я видел ее, когда сам был маленький. Там были изображены ребятишки, прятавшиеся в лесу под гигантским мухомором, намного выше их ростом. Уж не знаю почему, но ни сейчас, ни в детстве мне это не казалось забавным.