Голова мамы опускается все ниже.
— Да.
— Вы пили в тот вечер, когда Делия должна была вернуться от отца?
— Да.
— В котором часу вы начали?
— Не помню.
— Вы уже тогда жили с Виктором?
— Да, но его дома не было. Он, по-моему, был на работе.
— И во сколько вы его ожидали домой?
— Это было очень давно…
— Но вы хотя бы помните, до или после вашей дочери он должен был вернуться?
— После. Он работал во вторую смену.
— Вы продолжали пить после полудня, до самого вечера?
— Я… думаю, да.
— Вы лишились чувств?
— Мистер Тэлкотт, — сухо говорит моя мать, — я понимаю, каков ваш расчет. И я первая признаю, что была далеко не святой. Но вот вы… вы можете не кривя душой сказать, что ни разу в жизни не совершали ошибок?
Эрик заметно напрягается.
— Миссис Васкез, вопросы здесь задаю я.
— Да, я, наверное, не была идеальной матерью, но я любила свою дочь. Наверное, я вела себя безответственно, но я училась на своих ошибках. Нельзя было наказывать меня двадцативосьмилетней разлукой. Этого никто не заслуживает.
Эрик поворачивается так стремительно, что мама вжимается в спинку кресла.
— Вы хотите поговорить о том, кто чего заслуживает? А вы знаете, каково это, когда ты возвращаешься из школы и не знаешь, что увидишь за дверью собственного дома? Каково это, когда приходится прятать приглашения на школьные мероприятия, чтобы твоя мать не явилась туда пьяной и не опозорила тебя при всех? Каково это — быть единственным третьеклассником, который умеет стирать белье и покупать продукты, потому что никто другой за меня это не сделает?
В зале воцаряется напряженная тишина. Судья Ноубл хмурится.
— Господин адвокат…
— За нее, — исправляется Эрик, заливаясь краской, и садится на свое место. — У меня все.
— Я в полном порядке, — заверяет меня Эрик несколько минут спустя, когда судья объявляет перерыв. — Я просто забылся на мгновение. — Дрожащей рукой он поднимает пластиковый стаканчик, и вода проливается ему на рубашку и галстук. — Это даже может сыграть в нашу пользу.
Я не знаю, что ответить. Меня бьет дрожь. Я представляла, чего можно ожидать от свидетельских показаний, но понятия не имела, какие воспоминания они пробудят.
— Я принесу салфеток, — выдавливаю я и удаляюсь в туалет.
У раковины я разражаюсь слезами.
Наклонившись, я брызгаю в лицо холодной водой, пока не намокает воротник блузки.
— Возьми, — говорит мне кто-то и протягивает бумажное полотенце.
Рядом со мной стоит мама.
— Мне очень жаль, что ты должна все это выслушивать, — тихо говорит она. — Мне жаль, что я должна это говорить.
Я прижимаю полотенце к лицу, чтобы она не заметила моих слез. Порывшись в сумочке, она достает маленькую коробочку и снимает с нее крышку.
— Возьми. Поможет.
Я скептически рассматриваю таблетки, припоминая ее ведьмовской арсенал.
— Это тайленол, — успокаивает она меня.
Я глотаю лекарство и вытираю губы ладонью.
— Куда ты ездила? — спрашиваю я.
Она непонимающе смотрит на меня.
— Когда?
— Ты однажды бросила нас. Уехала примерно на неделю.
Мама прислоняется к стене.
— Ты была совсем маленькой… Даже не верится, что ты это помнишь.
— Ага. Всякое бывает. У тебя был запой? Или ты лечилась?
Она вздыхает.
— Твой отец поставил мне ультиматум.
Мне тогда не сказали, куда она исчезла. Я боялась, что провинилась перед ней, боялась, что она уехала из-за меня. В ту неделю я проявляла особую осторожность: собирала, доиграв, все игрушки, смотрела в обе стороны, когда переходила дорогу, чистила зубы ровно две минуты.
Я не знала, вернется ли она.
Я не знала, хотелось ли мне, чтобы она возвращалась.
Я никогда не говорила об этом отцу, скрывая свой страх, как он скрывал свой.
— И как, получилось? — спрашиваю я.
— Ненадолго. А потом… как обычно и бывает, все снова испортилось. Делия, нам с твоим отцом вообще не нужно было жениться. Это произошло слишком быстро, мы были едва знакомы — и вот я уже беременна.
Я сглатываю ком в горле.
— Разве ты его не любила?
Она стирает невидимое пятнышко с раковины.
— Любовь бывает двух видов, mija. В любви безопасной ты ищешь человека, в точности похожего на тебя. На такую любовь соглашается большинство. Но есть и другая… Каждый из нас рожден с зазубриной, и кому-то хочется найти свой отломанный кусочек. Если придется, ты будешь искать его вечно. Но если повезет найти, вы сходитесь до того идеально, что ты начинаешь терзаться мыслями вроде «Я не настолько близка к совершенству…» И когда ты пытаешься сблизиться с этой второй половиной, вы перестаете сходиться, перестаете друг друга дополнять. Эта любовь… эта любовь очень сильно тебя меняет, из нее выходишь другим человеком. — Она делает глубокий вдох. — Я бросила школу и работала в баре для мотоциклистов. А твой отец был из тех, кто заранее распланировал всю свою жизнь. Он искренне верил, что я смогу быть матерью, хранительницей семейного очага. Боже мой, как же я хотела ему верить! Я хотела быть той женщиной, которую он во мне разглядел. Эта женщина была куда лучше, чем я сама. — Она грустно улыбается. — У тебя ведь похожая история… Я отчаянно стремилась стать человеком, которого не существовало в природе, потому что он этого человека полюбил.