Пока присяжные совещаются, мы с Эриком отсиживаемся в конференц-зале. Он приносит из кошерной кулинарии сэндвичи с солониной, и мы молча жуем.
— Спасибо, — говорю я наконец.
Он пожимает плечами.
— Я тоже проголодался.
— Спасибо за то, что защищал меня.
Эрик качает головой.
— Вы не меня благодарите…
Я откусываю еще один кусок.
— Я рассчитываю на тебя. Присматривай за ней.
Он опускает глаза и вдруг откладывает сэндвич в сторону.
— Эндрю, — отвечает он, — мне кажется, это ей придется присматривать за мной.
На оглашение приговора нас вызывают через неполных три часа. Я всматриваюсь в лица входящих присяжных, но не могу считать с них ни одной эмоции. Взгляда моего они избегают. Что это значит: им меня жалко? Или они чувствуют себя виноватыми?
— Подсудимый, встаньте, пожалуйста.
Я вряд ли когда-нибудь столь остро ощущал свой возраст. Опираясь на Эрика, я, хотя и стараюсь выглядеть сильным, встаю с большим трудом. Не в силах больше терпеть, я оборачиваюсь и смотрю на Делию. Ее лицо становится фокальной точкой, а окружающий мир разбивается вдребезги.
— Вы приняли решение? — спрашивает судья.
Рыжая кудрявая женщина кивает.
— Да, Ваша честь.
— Огласите его, пожалуйста.
— В деле «Штат Аризона против Эндрю Хопкинса» мы признаем подсудимого невиновным.
Я смутно понимаю, что Эрик сейчас ликует, что Крис Хэмилтон похлопывает нас по спинам, но мне не хватает воздуха. В следующий момент Делия заключает меня в объятия и прижимается щекой к моей груди. Я крепко обнимаю ее в ответ и вспоминаю слова Эрика, сказанные сразу после заключительной речи. «Это не настоящая линия защиты, — пробормотал он, — но порой приходится довольствоваться малым».
И порой все получается.
Журналисты устраивают потасовку, состязаясь за право первым получить комментарии от Эрика. Толпа расступается, давая дорогу Эмме Вассерштайн. Та пожимает руку Эрику, потом Крису и возвращает Эрику его портфель. И когда она это делает, то на миг замирает и шепчет слова, предназначенные лишь мне одному:
— Мистер Хопкинс, я бы на вашем месте поступила точно так же.
ФИЦ
Я как раз ищу черный ход, чтобы мы смогли ускользнуть незамеченными, когда Делия налетает на меня с объятиями. Я еще не привык к этому. Все здравые мысли и рациональные решения тотчас выветриваются из моей головы, и я просто наслаждаюсь ее теплом.
— Поздравляю! — бормочу я, и ее волосы щекочут мне губы.
— Я хочу сказать Софи! Хочу сказать ей — и сразу же поехать в аэропорт, сесть на первый самолет в Нью-Гэмпшир.
«А что будет дальше?» — думаю я. Делия, окрыленная победой, совсем забыла о проблемах, которые тянут ее к земле. Приятно, конечно, что твой дом не задело атомным взрывом, но придется еще довольно долго очищать двор от обломков.
Как показало время, я не хочу писать историю ее жизни. Я хочу сделать из ее жизни бесконечный сериал.
— Перестань думать, — повторяет Делия совет, который я же дал ей когда-то.
Лучась от счастья, она целует меня — и тут из-за угла выходит Эрик. Она его не видит, эта часть коридора открыта только мне, но, услышав его голос, выпускает меня из объятий.
— Вот оно как, — тихо говорит он, переводя взгляд с Делии на меня. — А я вас искал. Я… — Он качает головой и отворачивается.
— Никуда не уходи! — велю я Делии и бегу за Эриком.
Он останавливается, но по-прежнему стоит ко мне спиной.
— Давай поговорим.
Эрик опускается на корточки. Я присаживаюсь рядом. Язык у меня подвешен неплохо, но сейчас я не могу подобрать ни единого верного слова.
— Я попробую угадать, — начинает Эрик. — Вы не думали, что так получится.
— Ни хрена себе «не думали»! Да я только об этом и думал с тех пор, как вы начали встречаться.
Эрик удивленно смотрит на меня, и вдруг его разбирает нервный смех.
— Я знаю.
— Ты знал?
— Боже мой, Фиц, да твои чувства скрыть сложнее, чем последствия Хиросимы. — Он тяжело вздыхает. — По крайней мере дело я выиграл.
Я смотрю в пол.
— Я, кстати, не думал, что так получится.
— Надо бы хорошенько тебе врезать…
— Попробуй.
— Ага, — кивает Эрик. — Попробую. — Он смотрит мне в глаза. — Если я сам не могу о ней позаботиться, пускай это будешь ты. — Он умолкает, а когда заговаривает снова, голос его словно набухает надеждой. — Я завяжу! — клянется он. — Раз и навсегда!