Особенно,... 
170 
Мне показалось, что я ухватился, но моя левая рука перепуталась с правой, в результате я отлетел назад и упал на маленького ребенка, стоявшего за мной. Парню на подъемнике пришлось его остановить, а Марк рывком поставил меня на ноги.
— Ты как, Джейкоб? — спросила Джесс, но Марк от нее отмахнулся.
— У него отлично получается, — заверил он. — Расслабься, Джейк. Я часто учу кататься умственно отсталых детей.
— Джейкоб аутист, — поправляет его Джесс, а я, забыв, что стою на лыжах, резко поворачиваюсь и снова валюсь на снег.
— Я не умственно отсталый! — выкрикиваю я, но данное утверждение не слишком убедительно, когда человек не может распутать собственные ноги.
Нужно отдать должное Марку Макгуайру: он научил меня стоять на лыжах, и я даже дважды спустился с горы для новичков. Один. Потом он спросил Джесс, не хочет ли она съехать с большой горы, пока я тренируюсь. Они уехали, оставив меня в компании семилетних детей в розовых лыжных комбинезонах.
РАССМОТРИМ ПРИМЕР 2: В ходе экспериментов ученые обнаружили, что, когда дело касается любви, в работу включается лишь крохотная часть мозга. Например, дружба задействует рецепторы по всей коре головного мозга, но с любовью это не срабатывает. Любовь активирует те части головного мозга, которые обычно ассоциируются с эмоциональными реакциями, такими как страх и гнев. Мозг влюбленного человека будет проявлять активность в области гипоталамуса, которая ассоциируется с инстинктом, и в прилежащем ядре — области, отвечающей за так называемый «центр удовольствия», который активизируется и при употреблении наркотиков. Итак, подведем итог: мозг влюбленного человека отличается от мозга человека, в котором кипят сильные чувства. Он похож на мозг человека, который нюхает кокаин.
В тот день в Стоу я дважды спустился с горы с помощью одного паренька, который учился кататься на сноуборде, а потом заковылял в сторону основного подъемника. Оперся о подставку, где народ ставит свои лыжи, пока попивает в закусочной горячий шоколад и перекусывает курочкой в панировке, и стал ждать Джесс.
Марк Макгуайр в строгом костюме. Под глазами у него круги, и мне становится даже жаль его, потому что, по всей видимости, ему тоже не хватает Джесс. Но тут я вспоминаю, как он ее бил.
— Назовите для протокола свое имя и фамилию, — требует прокурор.
— Марк Макгуайр.
— Где вы проживаете, мистер Макгуайр?
— Берлингтон, Грин-стрит, 44.
— Сколько вам лет?
— Двадцать пять, — отвечает он.
— Где вы работаете?
— Я студент последнего курса Вермонтского университета, подрабатываю лыжным инструктором в Стоу.
— Вы были знакомы с Джесс Огилви, мистер Макгуайр?
— Мы пять месяцев с ней встречались.
— Где вы были в воскресенье, десятого января две тысячи десятого года? — спрашивает Хелен Шарп.
— В Таунсенде, в пиццерии «Мамочкина пицца». У Джесс был урок с Джейкобом Хантом, а мне иногда хотелось присутствовать на этих уроках.
Это ложь. Ему просто не нравилось, что она проводит время со мной и не станет из-за него отменять наши встречи.
— Значит, вы знакомы с Джейкобом?
— Да.
— Сегодня вы видите его в зале суда?
Я опускаю глаза и неотрывно смотрю на стол, чтобы не чувствовать колючий взгляд Марка.
— Он сидит вон там.
— Занесите в протокол, что свидетель опознал подсудимого, — говорит прокурор. — Сколько раз до десятого января вы видели Джейкоба?
— Не знаю. Раз пять-шесть.
Прокурор подходит к свидетельской трибуне.
— Какие между вами были отношения?
Я чувствую, как Марк вновь бросает на меня взгляд.
— Честно признаться, я не обращал на него внимания.
«Мы в комнате Джесс смотрим фильм об убийстве ДжонБеннет Рэмси, в расследовании которого, разумеется, принимал участие доктор Генри Ли. Я рассказываю Джесс, что правда, а что — голливудский вымысел. Она продолжает проверять свою голосовую почту, но сообщений там нет. Я настолько поглощен фильмом, что не сразу понимаю, что она плачет. „Ты плачешь“, — констатирую я очевидное, но не понимаю, почему, ведь она не была знакома с ДжонБеннет, а люди обычно не плачут, если умирают незнакомые им люди. „Похоже, сегодня не мой день“, — отвечает Джесс и встает. При этом она издает такой звук, как побитая собака. Когда она становится на стул, чтобы достать с верхней полки, где хранит туалетную бумагу, пластиковые пакеты „Эплок“ и салфетки „Клинэкс“, упаковку последних, ее свитер задирается, и я их замечаю — красные, фиолетовые и желтые, смахивающие на татуировку, но я насмотрелся „Блюстителей порядка“, чтобы сразу узнать синяки.
170 
