Через некоторое время Триш оставила эти попытки и взяла шампунь. Втерла щедрую порцию в короткие темные волосы. Едкая пена затекла в глаза, и Триш подставила под душ лицо. Вода заструилась по голове и лицу, в глазах защипало от мыльной воды, перехватило дыхание, но она не могла не вспоминать о детях, с которыми свела ее судьба и которых душили, морили голодом, насиловали, били или которые просто терпели издевательства и полное отсутствие любви в течение всей их короткой жизни. Триш задумалась, сможет ли она когда-нибудь найти способ меньше переживать из-за всего этого.
Чистая, но не освежившаяся, Триш вышла из душа и завернулась в самое большое из алых полотенец, висевших на горячей трубе-сушилке. Ванная комната заполнилась паром, по зеркалам стекали капли воды, так что Триш не могла толком разглядеть свое лицо. Но это не имело значения, размытых очертаний ей было вполне достаточно.
Ее лицо на разных стадиях ее последнего романа называли по-разному — носатым, хищным и восхитительным. Сама она давным-давно решила, что с ее лицом полный порядок, но оно никогда не будет красивым. Как следует вытерев волосы, она пальцами наскоро уложила пряди вокруг своей аккуратной головки и на этом успокоилась.
Тут пар рассеялся настолько, что она увидела в зеркале свои темные глаза и обнаружила, что они полны слез, которых она старалась избегать.
— О, Шарлотта!
Призвав на помощь все оставшееся самообладание, Триш громко спросила себя, есть ли смысл пытаться продолжить работу. Она не сможет сосредоточиться, поэтому лучше заняться чем-то другим. Беда в том, что думать она могла только о Шарлотте.
Слишком напряженно — как всегда утверждала ее мать — проработав последние одиннадцать лет, Триш начала осознавать, что стала слишком близко к сердцу принимать беды своих клиентов, но не знала, как освободиться от подобной зависимости. Для нее их страдания были настолько реальными, а ее неспособность серьезно помочь им настолько очевидной, что Триш грозила опасность быть раздавленной этим гнетом.
Серия мелких, но повторяющихся недомоганий, постоянно мешавших ее работе, заставила Триш в конце концов обратиться к врачу. Вспоминая тот визит, Триш поражалась, насколько терпелив и доброжелателен оказался врач. А тогда она пришла в ярость, услышав от него, что страдает от стресса и должна найти способ как-то с ним справляться.
Позднее, мало-помалу, она начала понимать, что подсознательно сопротивляется его совету, и попыталась все-таки последовать ему. Она научилась меньше набрасываться на людей, когда они не сразу ее понимали или задавали глупые вопросы по поводу инструкций, которые она им давала, стала питаться рациональнее и пить умеренно, чуточку легче относиться к жизни и даже — иногда — спать целую ночь без снотворного.
Это было трудно, потому что всегда существовало очередное дело, очередной ребенок десяти или одиннадцати лет, которого с рождения держали впроголодь и который научился таскать не только деньги, но и еду, и с ним уже никто не мог справиться; или, например, девочка, веселая, прилежная и любознательная, в возрасте шести или семи лет вдруг внезапно изменившаяся… и только спустя какое-то время рассказавшая своей учительнице про то, что заставлял ее делать дядя, или отчим, или старший брат. Имея дело с такими клиентами, которым она должна была обеспечить защиту со стороны закона или защитить от жестокости и мести, Триш теряла способность воспринимать жизнь легко.
Наконец-то вытеревшись досуха, она бросила полотенце на пол у своей кровати и стала рыться в комоде в поисках чистого белья, которое надела под мятые джинсы, скинутые прошлым вечером, и простую, без надписи, футболку. Триш сунула ноги в замшевые мокасины, которые давным-давно потеряли всякую форму и свой ярко-красный цвет, сделавшись бурыми. Они были необыкновенно удобны, и Триш не обращала внимания на то, как громко они шлепают по жесткому линолеуму и деревянным полам ее квартиры. И по счастью, больше уже никто не мог против этого возразить.
Спасение явилось ей в адвокатской конторе в виде приглашения от главного редактора одного маленького, прогрессивного издательства, который хотел, чтобы она написала о детях и законе. Сначала письмо показалось еще одной проблемой, требовавшей решения, но после того, как оно пару недель пролежало в лотке с входящими документами, Триш вдруг увидела, что оно может помочь ей с честью выйти из игры. Если она примет заказ, то сможет хотя бы некоторое время не работать.