– Ты понимаешь, что за этим последует, Доминика? – проговорил он с усилием спустя некоторое время.
Она молча взяла его за руку и повела в спальню. Там он закончил раздевать ее, поднял на руки и положил на кровать. Когда он лег рядом, Доминика вся дрожала – не от холода, а от страсти, которую они наконец выпустили на волю. Она испытывала лихорадочное возбуждение, прежде ею не испытанное, восхитительное и в то же время пугающее…
Словно почувствовав это, Энгус некоторое время сдерживал ее, бережно лаская, произнося ее имя и легко целуя, пока она не успокоилась. И тогда снова сосредоточил внимание на чувствительных участках ее тела.
Доминика упивалась его силой и нежностью и наслаждением, которое доставляла ему, не говоря о наслаждении, которое он дарил ей. Темп нарастал, и она уже едва переводила дыхание, а ласки становились все более бурными, и вот это мучительное наслаждение взорвалось, и она почувствовала себя незащищенной и истомленной восторгом. И утонула в его объятиях, радуясь тому, что все ее ощущения разделены им в полной мере…
Они поужинали в два часа ночи. Энгус оделся, а на Доминике был только шелковый пеньюар цвета ванили и под ним такая же ночная рубашка.
Она заранее приготовила ужин – куриное рагу со сладким луком и испанский салат с тунцом. Она откупорила бутылку кларета и подумала, что никогда еще так не нуждалась в бокале хорошего вина. Доминика чувствовала, что после случившегося ей уже не удастся оставаться прежней.
– Можно?.. – заговорил наконец Энгус.
Она настороженно взглянула на него из-под опущенных ресниц.
Он подхватил ее па руки и опустил на кушетку. Потом вернулся за бокалами, сел и посадил ее к себе на колени. Доминика вздохнула и отвела взгляд, впитывая в себя тепло и спокойствие, исходившие от его рук.
– Меня до сих пор не оставляет чувство, что я падаю вниз с обрыва, – пробормотал он, приглаживая ей волосы. – И это прекрасно.
Доминика закрыла глаза, испытывая громадное облегчение.
– Я чувствую то же самое. Словно я в одиночку упала с огромной высоты.
Энгус приподнял подбородок Доминики и поцеловал в губы. Она утонула в этих пепельно-серых глазах, бережно дотронулась до его шрама, затем провела кончиками пальцев по щеке.
– Не знаю, что мне с собой делать, пока тебя не будет рядом.
Он перехватил ее пальцы и поцеловал их.
– Я уеду только на три дня.
– Это все равно что тысяча лет.
– Ты права, – согласился Энгус. – Почему бы тебе не поехать со мной?
Она выпрямилась и взяла со столика бокал с вином.
– Прежде всего, у меня нет билета.
– Это я как-нибудь сумею устроить.
Она взглянула на него с некоторым сомнением.
– Сейчас я не смогу оставить работу…
– Но из этих трех дней только один будет рабочим.
– Не для меня. Мне придется работать все выходные, но главное… – Она отпила вино и снова прижалась к нему. – На самом деле у меня просто нет сил, как моральных, так и физических, чтобы ехать куда бы то ни было, тем более в Сингапур.
Он негромко рассмеялся.
– Поверь, мне самому придется собрать все силы, чтобы отправиться в путь.
Она сделала еще глоток и неожиданно спросила:
– Ты знал, что это произойдет сегодня?
– Нет. А ты?
– Нет, – медленно выговорила Доминика. – Хотя я всю неделю об этом думала.
– Возможно, мы начинаем влюбляться друг в Друга?
По ее телу пробежала дрожь, она повернула голову и взглянула ему прямо в глаза.
– Да. Да, но… – И замолчала.
– Не стоит делать поспешные выводы? – подсказал Энгус.
Она промолчала, затем кокетливо улыбнулась.
– Мне кажется, что я должна, если только во мне имеется капля здравого смысла… – она помедлила и сделала суровое лицо, – покрепче заарканить вас и дотащить до ближайшего алтаря, мистер Энгус Кейр!
Наступила мертвая тишина. Затем Энгус рассмеялся и ответил ей в тон:
– А сидящий рядом с тобой мужчина будет всегда любить тебя за эти слова.
Он привлек ее к себе и поцеловал. После этого вся скованность Доминики исчезла, и она смогла наконец съесть свой ужин. Они сидели рядом и разговаривали ни о чем. Но атмосфера была теплая и по-своему прекрасная, и эта ночь, как поняла Доминика позже, воплотила в себе суть их отношений. Непринужденное, веселое общение, которое согревало сердце, но составляло разительный контраст с фейерверком их страсти, которую они испытывали друг к другу.