Особенно,... 
82 
Фалькон ничего не сказал, да ей и не нужен был ответ.
— Сейчас мы наблюдали нечто подобное, — сказала она, махнув рукой в сторону тюрьмы, — но представить себе не можем, что произошло в голове этого человека. Что было у них с отцом. Казалось, известие о смерти отца попало ему в самое сердце, вспороло его и выпустило все эти невероятно мощные, безудержные, противоречивые эмоции. Возможно, он почти не жил, просто автоматически существовал. Он заточил себя в тюрьму, в одиночную камеру. Общение с людьми сведено почти к нулю. Себастьян, казалось бы, сознательно прекратил жить по-человечески, но разум все равно продолжал жить своей жизнью.
— Почему ты считаешь, что он был рад там оказаться, как говорил твой друг?
— Полагаю, он в какой-то момент испугался того, что может сделать его неконтролируемый разум.
— Думаешь, ты сможешь с ним поговорить?
— Я была рядом в кризисный для Себастьяна момент: он узнал, что его отец покончил с собой. Думаю, между нами возникла некая связь. Если тюремное начальство разрешит, уверена, я смогу ему помочь.
— Я хорошо знаком с директором тюрьмы, — сказал Фалькон. — Скажу ему, что твоя работа может оказаться ценной для расследования смерти Веги.
— А ты считаешь, что смерть Пабло и Веги как-то связаны? — спросила она.
— Да, но пока не уверен, как именно.
Фалькон завез домой Алисию Агуадо и снова попытался соединиться с Игнасио Ортегой, но его мобильный был все еще выключен. Позвонила Консуэло и спросила, не хочет ли он вместе с ней пообедать в таверне «Каса Рикардо», на полпути от ее ресторана до дома Фалькона. Он решил поставить машину в гараж и пройтись, остановился на аллее апельсиновых деревьев и пошел открывать ворота. Стоило достать ключи, как с другой стороны улицы его окликнула какая-то женщина. Мэдди Крагмэн только что вышла из магазинчика, торгующего расписанной вручную плиткой. Она перешла дорогу. Маделайн выглядела удивленной, но Фалькон не поверил, что встреча случайна.
— Значит, здесь вы и живете, — сказала Мэдди, поскольку они стояли между двух рядов апельсиновых деревьев, ведущих прямо к воротам. — Знаменитый дом.
— Печально знаменитый, — пробормотал Фалькон.
— Мой самый любимый магазин в Севилье, — сказала она, указывая на противоположную сторону улицы. — Кажется, я весь их склад вывезу с собой обратно в Нью-Йорк.
— Вы уезжаете?
— Не прямо сейчас. Но в конце концов мы ведь все возвращаемся к истокам.
Фалькон продумывал возможность пожелать ей удачных покупок и скрыться в доме, но такому прощанию мешало воспитание.
— Не хотите осмотреть печально известный дом изнутри? — спросил он. — Я мог бы предложить вам выпить.
— Это так мило с вашей стороны, инспектор, — прощебетала Мэдди. — Я долго ходила по магазинам. У меня уже нет сил.
Они вошли во двор. Он усадил ее в патио перед струящимся фонтаном и пошел за бутылкой «Ла Гиты» и оливками. Когда вернулся, она стояла у дверей и через стекло рассматривала виды Севильи, написанные Франсиско Фальконом.
— Это?..
— Его подлинные работы, — сказал Хавьер, протягивая ей бокал белого вина. — Здесь ему не приходилось мошенничать. Хотя он мог и лучше. Просто подсознательно себя недооценивал. Не пытайся он бороться, рисовал бы цыганок с голой грудью и глазастых детей, писающих в фонтаны.
— А где ваши работы?
— У меня их нет.
— Я читала, что вы фотограф.
— Меня интересовали фотографии как воспоминание, а не как искусство, — возразил он. — У меня нет таланта. А вы? Что такое для вас фотография? В чем видите смысл съемки встревоженных и страдающих людей?
— А раньше я вам какую чушь рассказывала?
— Не помню… кажется, что-то про пойманное мгновение, — сказал Фалькон, на самом деле он помнил, что это его собственная чушь.
Они вернулись к столу. Фалькон прислонился к колонне, Мэдди села, положила ногу на ногу и пригубила херес.
— Я сопереживаю, — начала она, и Фалькон понял, что не услышит ничего, что имело бы для него значение. — Видя таких людей, я вспоминаю себя в темнице собственных страданий и боль, которую причинила Марти. Это эмоциональный отклик. Я начала наблюдать и удивилась тому, сколько людей испытывали подобные чувства. На каждом снимке один человек, но если собрать все фотографии в одной комнате, — это производит впечатление! Они выражение подлинного человеческого состояния. Черт, как бы я ни старалась, это всегда напоминает светский треп. Вам не кажется? Слова имеют свойство все упрощать.
82 
