74 
— Нет, но у меня хорошая память, — ответил Малко. — Когда Таката и Майо исчезли, я сразу подумал, что они затаились где-то в городе: слишком густо были расставлены сети.
— Да, но это не указывало на местонахождение преступников.
— Конечно. Однако я вспомнил, что Майо — наполовину индеец. А у индейцев в свое время был распространен такой фокус: скрываясь от врага, они ложились на дно реки и дышали через бамбуковую трубку.
— Но ведь Сан-Диего — это не джунгли! — возразил Кларк.
— Во-первых, я заметил, что резервуары водохранилища заполнены почти доверху. А во-вторых, мне попались на глаза длинные пластмассовые трубки, лежавшие у стены. Сначала я не придал им никакого значения, но потом припомнил, что их длина примерно соответствовала высоте бака. В нем-то они и спрятались. Причем, чтобы исключить опасность заражения, выбрали тот бак, в котором вода постоянно обновлялась. Как только все ушли, они выбрались и стали дожидаться темноты.
— А почему вы нас не позвали? — с упреком спросил шериф.
— Их нельзя было спугнуть. Послушайте, если кто-нибудь может предложить мне свободную кровать, я не откажусь.
Через полминуты Малко пришлось выбирать из множества постелей, достойных самой императрицы Мессалины. В конце концов его отвезли в «Фермонт», лучший отель Сан-Диего. Раздевшись из последних сил, он рухнул на кровать, но его почти сразу же разбудил телефонный звонок: звонил профессор Элсоп из Вашингтона, желая поздравить его с успешным завершением операции.
Малко изрыгнул поток отборных американских, турецких, австрийских и мексиканских ругательств и швырнул трубку на рычаг, оставив профессора в полном недоумении.
Когда он проснулся, комнату заливал яркий солнечный свет. Малко заказал по телефону чай и гренки, попросил принести газеты и отправить в чистку его костюм. Весь остальной его гардероб находился в Акапулько в номере «Хилтона».
Газеты пестрили огромными заголовками о преступлении Такаты и длинными статьями о жертвах в Сан-Диего. Тридцать тысяч погибших! Такой катастрофы город еще не помнил.
О самом Малко не было ни строки. Официальным героем стал шериф Сан-Диего.
Малко не хотелось надолго задерживаться в этом городе. Он быстро позавтракал, позвонил генералу и Кларку, сообщив, что с ним все в порядке, и отправился в аэропорт. Для того, чтобы задание было выполнено полностью, ему оставалось сделать еще кое-что...
Он отправился самолетом в Лос-Анджелес, откуда вылетел три часа спустя на «коронадо» Западной авиакомпании. Погода стояла прекрасная. Под крыльями лайнера расстилались дикие равнины Южной Калифорнии — самого пустынного района Мексики. Вскоре скалы сменились джунглями, и Малко припал к иллюминатору, стараясь высмотреть городок Лос-Мочис. Ему не верилось, что всего два дня назад он сбросил на этот зеленый лес атомную бомбу, убившую, помимо прочих, и Кристину.
«Коронадо» мягко приземлился в Мехико. Было 19 часов 29 минут местного времени. Но на этот раз Малко никто не встретил. Он доехал на такси до «Марии-Изабель» и попросил номер на седьмом этаже.
Чулависта — пригород Мехико — не баловал своих жителей неординарными событиями. Поэтому, когда священник вывесил на дверях церкви объявление о том, что на следующий день в сопровождении хора состоится месса за упокой души Фелипе Чано, погибшего в автомобильной катастрофе, слух об этом разнесся по домам со скоростью ураганного ветра.
На следующий день все местные женщины закрыли лицо черной вуалью. Пришли и мужчины, не работавшие в этот день. Войдя в маленькую церковь, все восхищенно замерли: никогда еще здесь не было столько цветов! У стен стояли корзины с дикими орхидеями, лилиями, гладиолусами и другими прекрасными цветами, которых крестьяне даже ни разу не видели. Но особенно поразил их длинный красный ковер, пролегавший от дверей до самого хора. Они с благоговением преклонили на нем колени.
— Как в городе! — прошептала старушка, не раз бывавшая в Мехико.
Пожилой кюре с гордостью смотрел на прихожан. Этот ковер стоил ему трех часов нелегких переговоров со священником из Санта-Мария-де-Симе. Тот все же потребовал за прокат сто песо и взял обещание вернуть ковер без единого пятнышка. Хотя на самом-то деле это был вовсе не ковер, а всего лишь лестничная дорожка, выкупленная по случаю у правительства.
Началась месса, и прихожане едва сдерживали вздох изумления: из левого угла неслись звуки старой скрипучей гармоники. Им вторила дюжина детских голосов.
Такое великолепие заставило пришедших позабыть даже о вдове и сиротах. Несколько женщин тихо удалились, чтобы созвать остальных крестьян.
Церемония достигла апогея, когда присутствующие проходили перед гробом. Рядом с пьедесталом находился огромный венок со словами: «Моему амиго Фелипе. SAS».
Жителей поселка охватила необычайная гордость оттого, что у их Фелипе был такой богатый друг. До сих пор они считали полицейского простым служакой, едва сводившим концы с концами.
И уж совсем поразились прихожане, когда священник объявил, что будет служить эту мессу каждый год!
После церемонии святого отца окружила толпа любопытных, желавших узнать имя таинственного благодетеля. Кюре воздел руки к небу:
— Я сам о том не ведаю. Это иностранец, которого я никогда прежде не встречал. Высокий блондин в блестящем черном костюме. Он говорил мало и прятал глаза за большими темными очками. Иностранец оставил мне достаточно денег, чтобы я мог читать эту мессу многие годы, и клянусь, я не растрачу ни одного песо. Но он не сказал, что побудило его на такой поступок...
И никто не заметил во время богослужения высокого блондина, незаметно стоявшего за колонной церковного зала. Когда священник окропил гроб святой водой, незнакомец медленно перекрестился — впервые за тридцать лет.
Затем он на цыпочках вышел из церкви, сел в скромный «шевроле», снял темные очки и белоснежным платком вытер слезы.
74 
