В окне немец увидел наблюдавшую за ним Монику Искиердо, и ком бешенства снова подкатил ему к горлу. Если бы она не показывалась этому идиоту-американцу, ничего бы не случилось, и «Кантута» была бы жива.
На миг он даже испытал что-то похожее на сочувствие старому Фридриху, задушенному по его указанию в новой уаринской тюрьме. В висках у дона Федерико стучало, в сердце был лед. Войдя в дом, он наткнулся на Клауса Хейнкеля, метавшегося по коридору, словно испуганная мышь. Дон Федерико закрылся в библиотеке.
Ему надо было подумать об ответном ударе. За смерть ламы следовало отомстить. Совершившие эту жестокость хорошо продумали свой удар. Они как бы его о чем-то предупреждали. И ему хотелось понять смысл этого предупреждения. Авторами его могли быть только европейцы. Боливийцы для этого были недостаточно изощренными. Они просто взорвали бы под окном десяток килограммов тротила. Нанести удар по душе – это не их стиль.
* * *
– Они придут опять и вас убьют, – Клаус Хейнкель склонил голову.
Моника пристально смотрела на него. Она почти физически чувствовала ненависть Хейнкеля к красивому, элегантному и богатому дону Федерико.
– Возможно, они хотят просто вас запугать.
Штурм с презрением взглянул на сидевшего перед ним мертвенно бледного и лысого урода.
– Мой славный товарищ, в интересах вашей безопасности вам было бы лучше отсюда уехать.
Бывший гестаповец даже бровью не повел. Этот человек не любил громких слов. За последние несколько лет он привык сносить разного рода неприятности. Но, как змея, он всегда имел про запас каплю яда. И он знал, что дон Федерико не мог его спровадить в Ла-Пас.
День прошел спокойно для Клауса Хейнкеля, но напряжение дона Федерико чувствовалось во всем.
– Надо бы поискать другое решение, – признал Клаус.
– Я об этом думал, – сказал дон Федерико. – В Бени[7]у меня есть хининовая плантация. Несколько недель вы могли бы провести там.
На физиономии Хейнкеля появилась заискивающая улыбочка.
– Это прекрасная мысль, но донья Моника не выдержала бы ни тамошнего климата, ни удаления от Ла-Паса, – проговорил он, силясь скрыть негодование.
Отправлять его к черту на рога, в эту кошмарную пустыню! Опасность окончательно потерять Монику придала ему силы.
– Более логичным было бы взяться за наших противников, – предложил он. – У вас для этого имеете достаточно сил.
– Я уже это сделал, – почти не пряча угрозы, заговорил дон Федерико. – Я и без того рискую, выдавая вас за умершего. Каналья Гомес мог бы меня шантажировать до второго пришествия.
– У нас еще есть несколько дней для принятия решения, – попытался поставить точку бывший гестаповец. – Я подумаю еще.
Он вышел. Моника непроизвольно последовала за ним. Клаус Хейнкель еще сохранял над ней какую-то власть. Когда они оказались в его комнате, он взорвался:
– Этот мерзавец хочет избавиться от меня! Я должен что-то предпринять!
– Но что можно сделать?
– Вот что... Тебе надо уехать в Ла-Пас.
– Он поедет за мной.
– Тебе вовсе не обязательно говорить ему, куда едешь. Твое возвращение я устрою.
* * *
Заслышав шум мотора, дон Федерико поднял голову. Он стрелой вылетел из библиотеки и увидал, что машина, за рулем которой сидела Моника Искиердо, уже выезжала из ворот.
– Назад! – закричал он по-немецки. – Цурюк!
«Мерседес-280» был самым скоростным из всех его автомобилей. Но дон Федерико не бросился в погоню. Пьяный от бешенства, он ворвался в комнату Хейнкеля, которого застал за чтением.
– Что все это значит? – рявкнул дон Федерико. – Куда она поехала?
– Должно быть, в Ла-Пас... пройтись по магазинам. Вы ведь ее знаете не хуже, чем я, – сладким голосом ответил тот и снова погрузился в книгу.
С пеной у рта дон Федерико выскочил из комнаты, изо всех сил хлопнув дверью... Будь проклят день, когда он взял на себя заботу об этой падали!.. Хотя, по правде говоря, выбора у него тогда не было.
* * *
Самюэль и Давид сияли. Ночная экспедиция, как видно, их не утомила.
– Эти типы больше реагируют на запугивание, чем на проявление прямого насилия, – объяснил Моше Порат Малко. – Таким образом однажды нам удалось кое-кого подтолкнуть на самоубийство.
– Какова будет следующая акция? – спросил Малко.
Коллеги рассмеялись.
– Кто знает? Может, одним махом уничтожим сто тысяч кур. Боливийские власти вмешиваться не станут, а этот мерзавец жаловаться на убийство викуньи не посмеет. Его бы просто подняли на смех.