43 
Глубокие лощинки с ухабами чередовались с крутыми виражами и огромными ямами, через которые Абди старался ехать особенно аккуратно. Был уже день, дорога извивалась по пустынной саванне, усеянной большими колючками. Время от времени навстречу попадался пастух, сидящий под баобабом, – вот и все.
Воспользовавшись тем, что машина пошла медленно, Малко наклонился к Абди:
– Нам долго еще?
Сомалиец обернулся, широко улыбаясь.
– Полтора часа. Но мы остановимся раньше и выпьем кофе.
Это было бы не лишним. Малко попытался сосредоточиться на мысли об остановке. Уже много времени они ехали в глухом молчании. Если не считать ворчания от самых сильных толчков. Малко удивлялся, как тщедушный шофер все это выдерживает. Наконец болтанка закончилась. «Лендровер» выехал на асфальт. Это было так прекрасно, что показалось Малко сном. После бешеного проселка хотелось выйти и поцеловать асфальт. Он закрыл глаза, а когда открыл их снова, то заметил в саванне несколько хижин. Абди тормозил.
– Приехали, – объявил он.
Малко вышел из «лендровера», как будто спрыгнул с корабля после бури. Нечто вроде навеса-забегаловки из рифленого железа с земляным полом стояло посреди проселка. Люди еще спали на открытом воздухе, расположившись вдоль стен. Пассажиры «лендровера» выползали из машины по одному – разбитые, опухшие ото сна, пошатывающиеся. Только шофер был в форме. Какая-то фигура возникла из-под прилавка, чтобы предложить им кофе... Довольно долго все молчали. Малко проглотил одну за другой три чашки обжигающего горького питья. Абди фыркнул.
– Поехали дальше, – объявил он.
Муса выглядел отвратительно. Он зевнул и сказал:
– Подожди немного, я хотел бы зайти поздороваться с одной подружкой. Задержу тебя только на пять минут, джаале.
Абди пожал плечами.
– Как хочешь. Подождем тебя здесь... Поторопись.
«Бармен» снова улегся под стойкой. Фуския обменялась с Малко беспокойным взглядом; он попытался успокоить ее улыбкой...
Хельмут Ламбрехт встряхнулся и объявил:
– Пойду посмотрю, есть ли тут подходящие объекты для фотосъемки.
Как только он ушел, Фуския набросилась на Малко.
– Муса нас заложит! – сказала она. – Он пошел сообщить своим vestiti verde. Нас арестуют.
Малко попробовал успокоить ее, растормошить:
– Да нет, это не страшно! Он только поздоровается с девицей. Он ни о чем не догадывается.
Фуския покачала головой.
– Я уверена, что Муса что-то подозревает. Он на меня взглянул сейчас так странно... Наверное, догадался, чем ты собираешься заняться в Браве... Малко уже открыл рот, чтобы ответить, когда услышал за спиной суровый голос:
– Чем же вы хотите заняться в Браве?
Хельмут Ламбрехт стоял на пороге с непроницаемым лицом.
Лицо Фускии исказилось, она открыла рот, потом закрыла. Малко попытался сохранить спокойствие.
– Знакомиться со страной, – сказал он, стараясь придать своему голосу веселость.
Восточный немец покачал головой. Он уже не выглядел дружелюбным.
– Мне не нравится то, что я услышал, – сказал он. – Я считал вас приятелем, но, если вы затеваете что-то против сомалийцев, я вашим сообщником не буду. – Он повернулся к Абди, который слушал, не говоря ни слова. – Открой тачку, я достану фотоаппараты, а потом мы отправимся в Браву, чтобы разобраться в этой истории. Но сначала заберем того козла. Журналист вышел, шофер последовал за ним.
Фуския тут же разрыдалась.
– Мне ни в коем случае не надо было ехать! – простонала она. – Они посадят нас.
Послышался шум мотора. Это тронулся с места «лендровер».
Малко отчаянно искал выход. К счастью, Фуския не знает о роли шофера.
По крайней мере, если дело обернется плохо, Абди останется в стороне. Но его, Малко, миссия грозит на этом закончиться. Из-за глупой неосторожности.
Абди медленно переключился на первую скорость, размышляя, что делать. Восточный немец был взбешен и подозрителен. Не может быть и речи о том, чтобы его вразумить. Но если не помешать ему, человека со светлыми глазами в Браве арестуют.
– Быстрее, – сухо приказал немец. Шофер нажал на газ. Край деревни был в сотне метров от них, за поворотом. Абди принял решение внезапно, почти не раздумывая. Вместо того, чтобы повернуть, он поехал прямо.
Немец вздрогнул:
– Что ты делаешь, джаале?
– О, простите, я ошибся, – сказал Абди, резко тормозя. – Я немного устал.
Он сунул руку в карман, потом вытащил ее и протянул вперед, будто хотел переключить скорость. Блеснула сталь, но журналист слишком поздно заметил это. Лезвие опасной бритвы перерезало ему одновременно обе сонные артерии и убило практически мгновенно... Издав жуткое бульканье, как водопроводный кран, он попытался еще сделать движение, чтобы выйти из машины, но не смог, его задушила кровь, ручьем стекавшая на рубашку. Абди еще раз с отвращением чиркнул бритвой по шее, окончательно перерезав артерии. В конце концов, это не труднее, чем прикончить газель. Немец натужно захрипел и застыл, осев на дверцу, истекая кровью, как цыпленок. Абди спрыгнул на землю. Он обошел машину, вытащил из нее еще теплое тело, быстро оттащил его за большой баобаб, стоящий на обочине, и спрятал между огромными корнями. Мимо проезжал какой-то велосипедист, и Абди сделал вид, что мочится. Велосипедист проехал, ничего не заподозрив. Абди тут же сел в «лендровер» и дал задний ход. Сладковатый запах крови, которой пропиталось полотно на сиденье, вызывал тошноту, но выбора у него не было.
43 
