– На яхте никого нет. По крайней мере, мы никого не видели. Возможно, они в каюте.
– Кого-нибудь вызвали?
– Вы имеете в виду спасательный корабль? – Линли покачал головой. – Яхта слишком быстро уходит под воду. Никакой спасатель не успел бы.
– Его не могло смыть волной?
Они говорили о ее сыне, но точно в таком же тоне они могли обсуждать восстановительные работы в саду после бури. Оставалось только удивляться внешнему спокойствию леди Ашертон. Однако ей удавалось сохранять его, только пока Линли не ответил на последний вопрос:
– Пока неизвестно. Может быть, они с Сашей были в каюте. Или их обоих смыло волной. Ничего нельзя сказать, пока нет тел. И даже потом будут только предположения.
При этих словах леди Ашертон опустила голову и закрыла глаза. Линли молча смотрел на Тренэр-роу, который потянулся к ней, не в силах устоять на месте. Это было выше его сил. И все же он не двинулся с места.
– Не мучай себя, – сказал он. – Еще ничего не известно. Мы даже не знаем, Питер ли взял яхту. Дороти, пожалуйста, послушай меня.
С болью, кольнувшей его и тотчас исчезнувшей, Линли вспомнил, что только Тренэр-роу называл мать этим именем.
– Ты знаешь, что Питер взял яхту, – отозвалась леди Ашертон. – Мы все это знаем. Но я старалась ничего не замечать. Он ложился в клиники, лечился. Прошел четыре клиники, и я уговаривала себя, что он вылечился. А он не вылечился. Я поняла это, как только увидела его в пятницу утром. Мне показалось, что я больше не вынесу, вот и решила сделать вид, будто ничего не происходит. Я в самом деле мечтала, чтобы он сам нашел выход, потому что не знала, как ему помочь. Да и прежде тоже не знала. Ох, Родди…
Если бы она не назвала его по имени, Тренэр-роу, наверно, и дальше выдерживал бы расстояние между ними. Но тут он направился к ней, коснулся ее лица, волос, снова произнес ее имя. Она обняла его.
Линли отвернулся. У него болело все тело. Кости будто налились свинцом.
– Я не понимаю, – проговорила леди Ашертон. – Зачем бы ему ни понадобилась яхта, он не мог не видеть, что погода портится. Он не мог не осознавать опасность. До какого же отчаяния надо дойти, чтобы пренебречь всем? – Она тихонько отстранилась от Тренэр-роу. – Томми!
– Не знаю, – ответил Линли, тщательно следя за своим голосом.
Леди Ашертон встала и подошла к дивану.
– Есть еще что-то, да? Что-то, о чем ты не говоришь мне. Нет, Родди… – Тренэр-роу сделал шаг в ее сторону. – Со мной все в порядке. Томми, скажи мне все. Скажи то, что не собирался мне говорить. Ты же ссорился с ним вчера. Я слышала. И ты знаешь это. Есть еще что-то, правда? Скажи мне.
Линли поглядел на мать. Ее лицо вновь обрело поразительно спокойное выражение, словно она нашла и использовала новый источник сил. Он опустил взгляд в чашку, согревавшую ему ладонь.
– Питер был в коттедже Мика Кэмбри в тот вечер, в пятницу, после Джона Пенеллина. Мик умер уже потом. Джастин рассказал мне об этом после ареста Джона. А потом… – Он вновь поглядел на мать. – Потом Джастин умер.
Она открыла рот будто в немом крике, однако в остальном ничего не изменилось.
– Ты же не думаешь, что твой брат…
– Я не знаю, что думать. – Ему было трудно говорить. – Ради бога, если можешь, скажи, что мне думать. Мик мертв. Джастин тоже. Питер исчез. Так что же мне думать?
Тренэр-роу сделал шаг, словно желая принять на себя удар. Но и леди Ашертон тоже шагнула к дивану, села рядом с сыном и, обняв его за плечи, прижалась щекой к его щеке, потом прикоснулась губами к его мокрым волосам.
– Милый Томми, – прошептала она. – Мой дорогой Томми, мой самый дорогой. Почему ты считаешь, что должен все нести один?
Она в первый раз более чем за десять лет прикоснулась к сыну.
Глава 18
Утреннее небо, лазурная арка, под которой плыли пенящиеся кучевые облака, словно противопоставляло себя грозному вчерашнему небу. Вот и морские чайки заполнили воздух своими хриплыми криками. Земля же еще не забыла бурю, и Сент-Джеймс, стоя у окна с чашкой чая в руке, смотрел на вывороченные кусты и поломанные ветки.
На подъездной аллее с южной стороны валялась битая черепица с крыши, там же лежал покореженный флюгер, вне всяких сомнений, с одного из ближайших строений, составлявших часть ограды. Оборванные цветы напоминали яркие коврики из фиолетовых колокольчиков, розовых бегоний, живокости, усыпанные розовыми лепестками. Осколки стекла сверкали, как алмазы, на камнях, а одно небольшое, почему-то неразбившееся окошко лежало на луже, напоминая ледяной наст. Садовники уже взялись за дело, и Сент-Джеймс слышал их голоса из парка вперемежку с завываниями электрической пилы.