Он инстинктивно напрягся, когда она бросилась к нему, но почти сразу позволил своему крупному, стройному телу расслабиться. Его руки решительно легли ей на бедра, но в этом прикосновении не было ничего сексуального. Эти ласковые прикосновения заставили Абигейл почувствовать себя в безопасности. Как небо и земля, отличались они от объятий там наверху, на кровати.
— Возможно, ты и недооценивала, — негромко, но довольно весело сказал он, наклонив голову так, что его губы коснулись шелковистой волны ее волос. Явно недооценивала. И если таким способом ты хочешь меня отблагодарить, Абби, то должен сказать тебе: я полностью его одобряю.
Как обычно, Ник все испортил! Он вообразил, что имеет полное право делать ей подобные замечания, после того как она позволила ему так вести себя с ней в постели?..
Но возможно, следует винить в этом только себя?
Потому что, если бы она не ответила ему так пылко, он относился бы к ней хоть с каким-то уважением.
А сейчас? А сейчас ее буквально пожирали эти голодные зеленые глаза.
Какое, должно быть, презрение испытывает к ней Ник! Она во что бы то ни стало должна заставить себя высвободиться из его объятий! Но как хорошо тесно прижиматься к нему, когда эти сильные, способные поддержать в трудную минуту руки невинно и, однако, собственнически поглаживают ее бедра… И от этих прикосновений Абигейл почувствовала себя женщиной больше, чем когда-либо.
— У тебя в голове всегда секс? — спросила она, отодвигаясь от Ника и одергивая на груди серый свитер, тщетно пытаясь поправить его так, чтобы он не обтягивал предательски набухшие соски.
— Не в голове, нет, — засмеялся он, и в дьявольских зеленых глазах вспыхнуло что-то озорное. Это не та часть тела, которую я обычно использую!
— Я не это имела в виду! — Абигейл покраснела.
— Абби, Абби, Абби… — протянул он с мягкой лестью, словно опытный заклинатель змей, и Абигейл пришлось собрать всю свою волю, чтобы не поддаться. — В какой-то момент ты так восхитительно откликаешься, а уже в следующий снова становишься самой собой — воинственной и драчливой. А ведь я достаточно доброжелателен к тебе.
Он действительно вел себя доброжелательно.
Все его поведение разительно изменилось, стоило ей только согласиться принять его предложение о помощи. Абигейл подозрительно сузила глаза.
— Ты пытаешься шантажом заставить меня спать с тобой?
— Ты это серьезно?.. — Он нахмурился.
— А чего ты ждал от меня? — спросила Абигейл.
— О господи, с какими же людьми ты имела дело? — горько прошептал он, а затем, словно вспомнив о чем-то, кивнул головой:
— Да, конечно! Как глупо с моей стороны! Перед тобой был пример Орландо… Да, дорогая, ты сделала довольно неудачный выбор. — Неожиданно он наклонился вперед и взял ее за подбородок. — Давай для начала проясним один вопрос, хорошо? Как бы ни разрешилась ситуация с твоими финансами, какую бы я ни оказал тебе помощь, секс здесь ни при чем! Или, точнее, если это случится, то независимо от всего остального…
Абигейл слушала, почти загипнотизированная убаюкивающим, чувственным тембром его голоса.
— Я… я не совсем уверена, что понимаю, — сумела выговорить она. — О чем ты?
— Я не буду играть в эти игры — отрицая, что хочу тебя, Абби, так же, как ты хочешь меня…
— Не надо!..
— Совсем не обязательно краснеть, — улыбнулся Ник. — Ничего дурного в этом нет. Секс — естественная реализация нашего желания, и в этом тоже нет ничего плохого, если наше чувство обоюдное. Но это должен быть свободный выбор, Абби, а не условие моей помощи тебе.
Его слова смущали, хотя Абигейл не осмелилась рассуждать почему. Но еще хуже было то, что Ник говорил об этом в таком спокойном, прозаическом тоне.
— Тебе обязательно было выразить это так… так… — Она пыталась найти подходящие слова.
— Ммм…
— Ты говоришь так, будто это что-то такое… такое… — Она запнулась, не способная продолжать, ее щеки пылали.
— Такое — какое, Абигейл? — Ник шутливо подтолкнул ее, но его прищуренные глаза внимательно наблюдали за ее реакцией.
— Такое механическое! — сверкнув на него глазами, наконец договорила она.
— Ну что ж, пусть и механическое, — задумчиво произнес он. — В некоторой степени. Это может быть также очень эмоциональным. Говорят — и поэты, конечно, хотели бы, чтобы мы им поверили, что это может достигать почти божественных, духовных высот.