Она поглядела на него с любопытством, уже безо всякого страха.
— Один из монахов, надо полагать? — голос у нее был чуть-чуть хрипловатый. — Говорили, вас четверо, но мне казалось, я видела всех… — она замолчала и смущенно покачала головой.
Эвелин проглотил ком в горле; ей до такой степени были безразличны ее клиенты, что она даже не помнила точно, сколько их было.
— И ты?..
— Что?
— Монах?
Эвелин кивнул.
— Ну ладно, — она отбросила покрывало и начала стягивать с себя короткую ночную рубашку.
— Нет! — чуть ли не в панике воскликнул Эвелин.
Он заметил синяки на ее бедрах, а неопрятность женщины просто потрясла его. Правда, он и сам был ненамного чище; удивительно, но, находясь посреди океана, было не так-то просто постоянно мыться.
— Не сейчас, — уточнил он, заметив ошеломленное выражение на лице женщины. — Я имею в виду… Как вас зовут?
— Как меня зовут? — переспросила она, засмеялась и пожала плечами. — Твои друзья зовут меня мисс Пиппин.
— Как вас по-настоящему зовут? — настойчиво повторил Эвелин.
Женщина бросила на него долгий, внимательный взгляд, по всей видимости, удивленная, смущенная, но и заинтригованная.
— Ладно, — ответила она наконец. — Зови меня Дансалли. Дансалли Комервик.
— А я Эвелин Десбрис, — представился монах.
— Ну, теперь ты готов, Эвелин Десбрис? — спросила она, снова приподняв рубашку и принимая дразнящую позу.
Эвелина раздирали противоречивые чувства. Какая-то часть его жаждала воспользоваться предложением женщины, наброситься на нее, подмять под себя; однако другая часть, которая всю сознательную жизнь юноши боролась за то, чтобы возвысить его и весь человеческий род над своими чисто животными потребностями, не могла пойти на это.
— Нет, — повторил он, подошел к женщине и потянул рубашку вниз.
— Чего ты, в таком случае, от меня хочешь? — смущенно спросила она.
— Поговорить, — ответил Эвелин, теперь уже полностью совладав с собой.
— Поговорить? И что, интересно, ты можешь мне сказать? — в голубых глазах засверкали озорные, игривые искорки.
— Расскажите, откуда вы. Расскажите о своей жизни до… до всего этого.
Если бы он ударил женщину, то наверняка причинил бы ей меньшую боль.
— Как ты смеешь?
Он поднял руки и сделал шаг назад.
— Пожалуйста, сядьте, Дансалли Комервик. Я не причиню вам вреда. — Она криво улыбнулась, но села на краю постели. — Давайте успокоимся. Лично меня лучше всего успокаивает беседа. Мне хотелось бы побольше узнать о вас.
— Решил спасти меня, так, что ли? — с иронией спросила она. — Объяснить мне, что я сбилась с праведного пути, и вернуть на него?
— У меня даже в мыслях нет осуждать вас, — совершенно искренне ответил Эвелин. — Но мне и в самом деле хотелось бы понять, как это произошло.
— Ты что, никогда не чувствовал желания поразвлечься? — спросила она с дразнящими искорками в глазах. — Не испытывал этого зуда?
— Я самый обычный мужчина, — заверил ее Эвелин. — Но, думаю, я вкладываю в это слово совсем не то, что остальные мои товарищи.
Дансалли, женщина явно не глупая, откинулась назад и задумалась над его словами. Все четыре дня, пока штормило, она провела в одиночестве — если не считать регулярных визитов Квинтала, которому, похоже, все было мало. По правде говоря, она чувствовала ужасное одиночество уже очень давно — на всем пути до и от Санта-Мир-Абель, а также на протяжении многих лет до этого.
Ему таки пришлось ее упрашивать, но в конце концов она ответила на вопросы Эвелина и разговорилась с ним, как с… да, почти как с другом. Чуть ли не два часа они просто сидели и разговаривали.
— Мне пора идти, — сказал он, похлопал ее по руке и встал.
— Ты уверен, что не хочешь чуть-чуть задержаться? — спросила Дансалли, томно раскинувшись на постели и сверкая голубыми глазами.
— Нет, — решительно ответил он. — Но я хочу попросить вас об одном одолжении.
— Не волнуйся, — Дансалли игриво подмигнула ему. — Ты не потеряешь уважения своих друзей, можешь не сомневаться!
Эвелин тепло улыбнулся женщине. Он поверил ей и вышел на солнечный свет с чувством огромного облегчения, но вовсе не от того, о чем подумали остальные, особенно Квинтал.
С тех пор он посещал Дансалли наравне с другими. Они сидели и разговаривали, иногда смеялись, а однажды она даже расплакалась у него на плече. Оказывается, она родила мертвого ребенка, и разъяренный муж вышвырнул ее на улицу.