— А я, девонька, уж боялся, что тебя нет в живых, — признался он. — Гляжу, зима наступила, а ты все не возвращаешься.
Он тряхнул головой, и Пони заметила у него в глазах слезы.
— Думал, вдруг погода тебя сгубила. Или чума.
— Чума умеет губить, — согласилась Пони. — Она все ползет и ползет, и даже здесь, в Тимберленде, от нее не спастись. А если заболеешь…
Пони бессильно опустила голову.
— Я ничем не смогла помочь Колин. Она умирала, а я держала ее в своих руках и… и все.
Белстер принес из-за стойки бутылку самой крепкой выпивки, какая водилась в его трактире, и налил Пони довольно приличную порцию. Пони, которая никогда не пила ничего крепче легкого вина, взяла бокал и залпом проглотила его содержимое.
В Дундалисе также наступали мрачные и тягостные времена.
Вечером Пони поскакала в заветную рощу, чтобы побыть рядом с Элбрайном. Интересно, придет ли он к ней, когда смерть ее позовет? После того как она лицом к лицу встретилась с розовой чумой, Пони остро почувствовала свою незащищенность и откровенно сомневалась, сумеет ли остаться в живых.
Эти мрачные раздумья будоражили ее до тех пор, пока легкий вечерний ветерок не принес знакомые звуки волынки Смотрителя.
Пони прекрасно знала окрестные места и ориентировалась в лесу, как дома. Она уверенно двинулась навстречу Смотрителю, рассчитывая вскоре увидеть кентавра, но тут музыка внезапно оборвалась.
— Смотритель! — позвала Пони, чувствуя, что он где-то рядом.
Ответа не было. Тогда она достала подаренный Браумином мешочек с самоцветами и нащупала там алмаз безупречной огранки. Пони вновь окликнула Смотрителя и ярким лучом осветила все вокруг.
— Эй! — прокричал кентавр откуда-то сбоку, из-за кустов. — Ну зачем так слепить мне глаза?
Пони внимательно посмотрела туда, откуда донесся его голос, и вскоре ей удалось заметить силуэт кентавра, почти сливающийся с тенью кустов.
Пони улыбнулась, ослабила свет и направилась к Смотрителю. Но с каждым ее шагом кентавр отходил назад. Прежде с ним такого никогда не бывало. Почему он так странно ведет себя?
— Что случилось? — спросила Пони, поворачиваясь, чтобы получше разглядеть своего друга.
— Держаться в двадцати шагах, таково правило, — ответил кентавр. — Я говорю про наши двадцать шагов, а не про ваши детские шажки.
Ответ ошеломил Пони. Она все поняла.
— Чума, — бесстрастно произнесла она.
— Я слышал, на юге она бушует вовсю, — поддакнул Смотритель.
— Палмарис она захлестнула полностью, — согласно кивнула Пони. — Да и Урсал, судя по всему, тоже.
— Мрачные денечки, — отозвался кентавр. — И нет такой горы Аида, где можно было бы взорвать чуму.
Пони вновь усилила свет. Ей хотелось получше рассмотреть своего друга: вдруг чума коснулась и его?
— Меня чума пока не поцеловала, — уверил ее догадавшийся Смотритель.
— А она вообще опасна для кентавров? — спросила Пони.
— Еще как опасна! — ответил Смотритель. — В позапрошлый свой набег она скосила почти всех кентавров. Тогда и установили правило: двадцать шагов и ни на дюйм ближе.
— От того, кто болен, так надо понимать?
— От всех, — твердым голосом возразил кентавр. — Кроме, само собой, лошадей. Они не болеют чумой и не передают ее другим.
— Но если кто-то вполне здоров… — начала Пони.
— А ты можешь ручаться? — усмехнулся кентавр. — Пока чума в тебе не проклюнулась, никогда не знаешь наверняка.
Пони замолчала, обдумывая услышанное. Потом спросила:
— Говоришь, по вашему правилу, нужно держаться на расстоянии двадцати ваших шагов от всех? И от меня тоже?
— Как установлено, так и должно быть, — ответил кентавр.
— Ты, никак, стал членом церкви Абеля? — язвительно спросила Пони. — Они позакрывали свои ворота и попрятались в монастырях, спокойно наблюдая, как вокруг умирают люди.
— И если кто-то из них заболеет сам, его тоже вышвырнут за ворота, — добавил кентавр.
— Непременно, — согласилась Пони. — Трусы они все!
— Ошибаешься!
Смотритель и раньше отличался прямотой суждений, но сейчас его ответ буквально поразил Пони, настолько жестко и безапелляционно было произнесено это слово.
— Ты называешь их трусами, а я так думаю, мудро они поступают, — продолжал Смотритель. — Подумай, чем они помогут? Выйдут за ворота и перемрут сами? Будут оплакивать больных, пока чума не проест им кишки?