Теперь Пони стала ясна причина их спора.
— Ты не доверяешь магистру Фрэнсису? — спросила она у Кастинагиса.
— А я, по-твоему, должен ему доверять?
— Да, — ответила Пони, но краткость ее ответа нисколько не успокоила Кастинагиса.
— Брат Кастинагис хотел бы сопровождать магистра Фрэнсиса, — пояснил Браумин, — но мне никак не удается ему объяснить, что мы, последователи взглядов Эвелина, находимся здесь, в Палмарисе, в более тяжелом положении, чем где-либо. При том, что магистр Фрэнсис покинул нас, а брат Делман вот-вот отплывет в Вангард, нас, разделяющих воззрения Эвелина, остается всего-навсего пятеро — это мы трое, Талюмус и Виссенти. Если мы действительно собираемся противостоять герцогу Каласу, мы прежде всего должны сплотить братьев Сент-Прешес.
Последняя фраза предназначалась исключительно Пони и Кастинагису.
— Скоро вас останется четверо, — перебила его Пони, вызвав удивление обоих монахов. — Белстер О’Комели согласился. Через два дня я выезжаю в Кертинеллу.
От ее слов настоятель Браумин ссутулился в своем кресле, а брат Кастинагис так и остался стоять, качая головой. Новость не являлась такой уж неожиданной, однако Браумин рассчитывал задержать Пони в Палмарисе хотя бы до середины лета.
— И сколько времени ты будешь в Кертинелле? — спросил настоятель.
— Несколько дней, не больше, — ответила Пони. — Я надеюсь оказаться в Дундалисе до начала лета, чтобы к зиме успеть построить себе дом.
Успеть построить дом. В мозгу Браумина эти слова прогремели, как колокол: решение принято, и принято бесповоротно.
— Не торопись пускать корни в Дундалисе, — посоветовал он.
— Возможно, тебе еще придется вернуться, — добавил брат Кастинагис. — Сейчас Палмарис — центр важных событий. По крайней мере, будущее церкви решается здесь.
Он все более распалялся и говорил все громче.
— Ведь память о магистре Джоджонахе и память об Эвелине…
Браумин громко прокашлялся, чтобы остановить эту тираду. Кивком головы он указал Кастинагису на дверь, и тот понял, что ему лучше уйти.
— Слишком уж он порывистый, — сказал Браумин, когда Кастинагис ушел.
— Боюсь, он переоценивает наши силы, — добавила Пони.
— Ты так думаешь?
Вместо ответа Пони лишь улыбнулась.
— А может, горе мешает тебе понять важность того, что происходит? — спросил настоятель Браумин.
— Скорее, мне открылась правда, — быстро ответила Пони. — Правда о том, что мир полон глупости и ложных надежд. Что ты предложишь мне в качестве утешения? Вечную жизнь?
Во взгляде Браумина гнев странным образом сочетался с состраданием.
— Даже если я приму определение вечной жизни, которое дает ваша церковь, я и тогда буду утверждать, что брат Кастинагис ошибается, — заявила Пони. — Что бы мы ни делали в этом мире, все мы умрем. Верно?
Браумин, не сводя с нее глаз, лишь бессильно усмехнулся и покачал головой. Он понимал: Пони сбилась с пути, сдалась, и ему никак не переубедить ее.
Пони подошла к Браумину и обняла его.
— Ты мой друг, Браумин Херд, — сказала она. — Настоящий друг мне и Элбрайну, родственный нам душой и сердцем. В самый тяжкий и мрачный час ты стоял с нами рядом, и благодаря тебе мир стал чуточку лучше.
Браумин отстранил ее.
— Если ты действительно в это веришь, — начал он, но Пони приложила свой палец к его губам.
— Я тебе обещала, что буду присутствовать на открытии часовни Эвелина в Кертинелле, как только ее построят. Дай мне знать, и я приеду.
— Но могут пройти годы, прежде чем появится эта часовня, — возразил настоятель.
— Мы с тобой молоды, мой друг, — сказала Пони.
Она вновь обняла монаха, поцеловала его в щеку, а потом тихо вышла из его кабинета.
Браумину показалось, что у него разорвалось сердце. Он вдруг почувствовал себя очень одиноким и испуганным. После битвы в Чейзвинд Мэнор он, невзирая на весь ужас случившегося, еще на что-то надеялся. Когда Фрэнсис объявил, что изберет Пони матерью-настоятельницей, Браумин всерьез полагал, что эта женщина, его героиня, встанет во главе их мятежной церкви. И даже после ее отказа занять высокое место в церковной иерархии Браумин считал свою позицию прочной, а продвижение последователей Джоджонаха и Эвелина — делом очевидным и успешным.
Но затем Фрэнсис объявил, что не будет поддерживать Пони. И хотя у Фрэнсиса постоянно происходили стычки с настоятелем Джеховитом, сейчас Браумин удивлялся, почему он мог так доверять Фрэнсису.