145 
Бесс, возможно, была счастливее остальных. Роберто возле нее, а Пилар осталась на берегу.
Бласко и Бьянка стояли рядом. Но их счастье омрачала тень. Ведь Бьянка столько лет прожила бок о бок с Исабельей.
– Мы были как два дерева, которые растут настолько близко, что происходящее с одним из них тут же отражается на другом, – сказала она.
– Когда-нибудь мы вернемся, – утешил ее Бласко. То же самое он сказал Роберто и Говарду, когда они захотели остаться, узнав о намерении Пилар.
– Это решение Пилар, а не ваше. Она любит вас обоих как братьев – вот ее ответ вам. Когда-нибудь вы вернетесь в Англию, увидите взрослую Пилар и сможете добиваться ее руки, если она этого пожелает. Но сейчас она еще слишком молода и привязана к отцу.
Бласко понимал, что никто из двоих не был подходящей партией для Пилар. Природная леность Роберто не сочеталась с ее энергией. Покорное согласие Говарда считать правильным все, чему его учили, его неспособность мыслить самостоятельно тоже были не для Пилар. Лишь такой же неукротимый и свободный дух, как ее собственный, мог воспарить вместе с ней.
Доминго ехал верхом в Лондон. Рядом с ним был Чарли Монк.
Они выехали за час до отплытия корабля.
– Прошу сообщить моему брату, что меня внезапно вызвали в Лондон, – сказал Доминго одному из слуг, не знавшему о намеченном бегстве. – Чарли и я должны выезжать немедленно.
Доминго настоял на быстром отъезде, опасаясь встречи с Бласко. Он боялся, что поддастся убеждениям брата.
Его настроение поднималось по мере приближения к Лондону. Теперь конец уже недалек. Он заставит себя мужественно встретить его. Доминго не мог отплыть с Бласко – это означало бы, что он берет с собой своего мрачного спутника – страх. «Мы связаны навеки, Бласко, – страх и я», – писал он брату. Теперь Доминго знал, что есть лишь один способ разорвать цепи.
Он должен подпустить страх совсем близко, взглянуть ему в глаза, почувствовать его смрадное дыхание, вынести муки, перед которыми трепетало его бренное тело.
Чарли был ошеломлен. Он не понимал внезапного изменения планов. Но ему оставалось только повиноваться.
В Лондоне они отправились в свою старую квартиру на Лэдс-Лейн. Оставив там Чарли, Доминго вышел на улицу. Сначала он пошел на поле Святого Джайлса и долго стоял там, вспоминая, потом направился на Сизинг-Лейн.
Гавань была полна судов под флагами святого Георгия. Ветер был свежим, солнце сверкало вовсю.
Воздух наполнял звон колоколов; на мощеных улицах толпились люди. Многие шли в церковь Святого Андрея, где сэр Фрэнсис Дрейк и лорд Говард оф Эффингем присутствовали на службе, дабы показать, что между ними нет вражды, а небольшая ревность забыта, учитывая грандиозность стоящей перед ними задачи.
Пилар тоже была там. Напряженное возбуждение воскресного утра передавалось ей. Она знала, что живет в самый значительный период истории своей страны, и перестала тосковать по тем, кто отплыл в неведомое.
На воде, покачиваясь от сильного ветра, горделиво красовались корабли «Ахат», «Свифтшур», «Бонпарейл», «Мэри-Роуз», «Элизабет Бонавентур», «Виктория» и другие.
Пилар не сомневалась, что эти корабли непобедимы.
В эти минуты она понимала, что, хотя рассталась с любимыми друзьями, дом ее здесь.
«Когда-нибудь они вернутся, – говорила она себе, «ибо ей было свойственно верить, что ее желания сбудутся, – или я переплыву океан, чтобы увидеть их. Когда мы победим испанцев – а мы их несомненно победим, – моря станут безопасными, и на земле больше не будет войн».
Испанцы казались ей воплощением зла, стремящимся привезти в Англию свои орудия пыток и инквизицию. Она была истинной дочерью капитана.
Глаза Пилар сверкали – она жалела, что не родилась мужчиной и не может отплыть на одном из кораблей навстречу врагу.
Повернувшись, Пилар поспешила к церкви Святого Андрея. Капитан был уже там.
– Разрази меня гром! – воскликнул он. – Какое зрелище, а? Кто бы сегодня не мечтал быть англичанином? Чума на судьбу, привязавшую меня к суше! Я бы пожертвовал остатком жизни, чтобы отплыть сегодня навстречу испанским псам!
Великие имена жителей Девона эхом отзывались по всему миру. Мартин Фробишер, Джон Хокинс, лорд Говард оф Эффингем – хотя последний был не так популярен в Плимуте, где все считали, что лордом-адмиралом флота должен быть сэр Фрэнсис, – и, наконец, сам сэр Фрэнсис Дрейк; его усы были лихо закручены, борода вызывающе торчала над кружевом воротника, а глаза улыбались из-под тяжелых век приветствующим его людям.
145 
