– Едем? – спросила наконец Даниэлла, останавливаясь рядом с Манч. Щеки у нее раскраснелись.
– Если ты готова.
– Господи, да! Давай сматываться.
В машине Даниэлла вдруг сказала:
– Я все время восхищаюсь тем, насколько ты в мире с собой.
– О чем ты?
– Понимаешь, я просто не в состоянии оставаться на одном месте. Перескакиваю от человека к человеку, словно сумасшедшая. И ведь с половиной из них я даже не знаю, о чем говорить! И я смотрю, как ты сидишь, такая спокойная, и завидую, что не могу чувствовать себя так непринужденно.
– Еще чуть-чуть спокойствия – и меня можно смело записывать в покойники, – отозвалась Манч. Она глянула в окно, а потом снова повернулась к подруге: – Тебя никогда не тянет?
– Не тянет к чему?
– К жизни, к веселью, к кайфу…
– К тюрьме, к ломке…
– Ага, ага, – прервала ее Манч, – Так нас приучили думать другие. Но сейчас с тобой говорю я. Разве тебе никогда не хочется оказаться снова в самой гуще?..
– Наверное, я из-за этого и перебарщиваю с сексом, – ответила Даниэлла. – Других удовольствий мне не осталось. – Она свернула с проезда Шермана к «Резеде». Не глядя на Манч, она сказала совсем тихо: – Некоторые называют меня шлюхой.
– Придурки! Трахать их некому.
– Не всех. Кое-кому я успела помочь.
Они все еще смеялись, подъезжая к дому Манч.
– Завтра идем по магазинам? – спросила Даниэлла.
Манч взялась за ручку дверцы.
– Если у тебя нет других планов.
– Мы же договорились. Хотя я уверена, что ты обошлась бы и без меня.
– Нет, без тебя я не справлюсь. – Манч вышла из машины и сказала, стараясь не глядеть в глаза подруги: – С утра я занята. Мне надо кое-что проверить.
– Магазины открываются только в десять.
– Я позвоню тебе утром.
– Отлично, – ответила Даниэлла, отъезжая. – Буду ждать звонка.
Манч вошла в квартиру, попыталась успокоиться, но поняла, что о сне нечего и мечтать: сегодняшние события кружились у нее в голове. Стоит закрыть глаза – и они не дадут ей покоя. Сомнения, одолевавшие ее, переходили в нападение по ночам, когда она была наиболее ранима. А этой ночью они будут атаковать ее со всех сторон, донимая вопросами, на которые она не сможет ответить.
Она взяла губку и протерла и без того чистые кухонные столы, открыла холодильник и передвинула пачку молока чуть правее.
Ей не следовало возвращаться домой сразу после собрания. По пятницам после собраний все обычно переходили в кофейню, расположенную рядом, и там разговаривали, узнавая о последних жертвах: кто сорвался и получил выговор, а то и попал в тюрьму или – не дай же Боже – умер. Выжившие сидели за столиками, пили кофе, курили сигареты и пытались придумать, чем занять долгие часы до сна. Сегодня у нее не было настроения для разговоров, и она вела себя так, чтобы ее не позвали.
Руби постоянно уговаривала ее ходить на танцы и пикники Анонимных Алкоголиков. Манч как-то спросила, почему столько внимания уделяется коллективным мероприятиям. Руби объяснила, что алкоголики и наркоманы не привыкли к общению, и это тоже необходимо изменить. Иногда Манч хотелось заткнуть уши и защитить свой мозг от постоянного обстрела всеми этими «необходимо» и «нельзя». Честное слово, возвращение к норме порой больше походило на сумасшествие. Ей хотелось просто от всего отдохнуть.
Кухонные часы показывали несколько минут двенадцатого. Она вздохнула. Блокнот на кухонном столе взывал к ней – и она посмотрела на него виновато.
Руби требовала, чтобы она начала составлять очередной список четвертого реабилитационного этапа Анонимных Алкоголиков: «Я ничего не боюсь». Когда Манч сказала, что уже составляла такой, Руби объяснила, что работу над собой надо вести послойно, – как лук чистить.
Манч понятия не имела, с чего начать. Своеобразная Библия движения – «Большая книга Анонимных Алкоголиков» – ей абсолютно не помогла. В приведенном там примере составитель списка писал, что разозлился на мистера Брауна: «за внимание к моей жене». Может, такие вещи кому-то и помогали в тысяча девятьсот тридцать девятом году, когда алкоголики – исключительно мужчины, разумеется, – поголовно злоупотребляли бурбоном, но современной наркоманке со стажем – в частности, ей, Манч, – внимание к жене со стороны мистера Брауна было до лампочки.
В верхней части линованного листа она написала «СПИСОК». В правом верхнем углу вывела число и уставилась на него. В конце месяца у Буги будет день рождения. Она уже год не видела Деб и ее сына. Смогут ли они с Деб по-прежнему читать мысли друг друга? Будут ли, как раньше, друг за друга заканчивать фразу? И Буги… Боже! Какие воспоминания у него остались?