Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
35 
Взяв девушку за руку, он усадил ее в экипаж и подумал: а не стоит ли ее предупредить, что особа, с которой ей предстоит встретиться, занимает чрезвычайно высокое положение? Да нет, наверное, не стоит. Луи особенно нравились откровенные замечания и необычное поведение доставляемых в le trebuchet простушек. А иногда он и сам цитировал фразы, подслушанные у обитательниц бедных кварталов, — таких выражений Версаль уж точно никогда не слышал.
Итак, Ле Бель улыбался. Эта девушка непременно добьется успеха. Невероятно красива и при этом лишена глупой застенчивости. Роскошь тайных апартаментов ее, несомненно, поразит, но не раздавит.
— Должен вас предупредить, — сказал он, — что я намерен представить вас некоему весьма благородному господину, который уже наслышан о вашей красоте.
Луиза кивнула. Ле Бель заметил, что она крутит на пальчике его кольцо.
Нет, король несомненно отметит легкость и быстроту, с которой он раздобыл мадемуазель О'Мерфи.
Они покинули экипаж и вошли во дворец через ход, который вел к потайной лестнице. Если кто-то их и заметил, то у этого кого-то хватит ума никак не прокомментировать их появление: Ле Бель, вводящий во дворец некую закутанную с ног до головы особу, был фигурой привычной.
Король ожидал их в небольшой комнате под самой крышей дворца. Здесь был накрыт стол на двоих. Луиза О'Мерфи никогда еще не видела подобной роскоши. Но взгляд ее был прикован к ожидавшему ее благородному господину — Боже, как восхитительно он одет! (Самому же королю казалось, что он оделся чрезвычайно скромно.)
Это был необыкновенно красивый господин, хотя, на взгляд четырнадцатилетней девочки, и несколько староватый. Она была зачарована грацией его движений, а голос его звучал словно музыка. Он снял с нее шаль и бросил Ле Белю.
— Благодарю, друг мой, — сказал ему король. — Мадемуазель и я оба вас благодарим. Доброй ночи. Ле Бель удалился, он победно улыбался. Король подвел Луизу к столу.
— Вы даже еще прекраснее, чем я себе представлял, — сказал он. — Полотно не смогло в полной мере отобразить всю вашу красоту.
Луиза засмеялась — смех у нее был довольно грубоватым - и ответила:
— Ваше изображение так же мало походит на оригинал. Луи глянул на нее с удивлением и интересом:
— Так ты знаешь, кто я такой? Она кивнула:
— Но ведь ваш портрет есть на всех монетах.
«UNIGENITUS»
Пока король старался забыть все перипетии, связанные. буллой «Unigenitus», в обществе мадемуазель О'Мерфи, парламент не бездействовал. Глава парламента добился аудиенции; у Людовика, чтобы уведомить — тревожные события в стране могут обернуться большой опасностью.
— Сир, — сказал он, — подобные раскольнические движения могут с легкостью лишить трона самого великого из королей, какие бы могучие армии их ни охраняли.
— Мне надоела эта история, — ответил Луи.
— Сир, скука и усталость — это то, что вы позволить себе не можете.
Но король по-прежнему не предпринимал никаких действий, сторонники буллы продолжали отказывать в причастии янсенитам, а янсениты продолжали протестовать.
Многие из королевских министров считали, что ситуация созрела революционная. Их страхи так впечатлили короля, что он; наконец-то решил действовать. Он был твердо убежден, что корона — суть средоточие высшей государственной власти, и решил разобраться с назревшим вопросом с этой своей точки зрения.
Подобную энергичность он проявлял нечасто. В один из майских вечеров мушкетеры доставили всем членам парламента lettres de cachet — им предписывалось немедленно покинуть Париж, каждому было указано его собственное место ссылки.
Члены Большой Палаты в список изгнанников включены не были, однако они пришли к решению последовать за парламентом в знак протеста. Всем составом они отправились в Понтуа.
Оттуда они и заявили о себе во весь голос — были написаны и опубликованы так называемые «Поправки». После этой публикации те, кто подальновиднее, горестно качали головами — на горизонте явно замаячил призрак революции.
Суть «Поправок» заключалась в следующем: если подданные должны подчиняться королю, то король должен подчиняться закону. Раскол торжествовать не может, ибо это нанесет удар не только по религии, но и по суверенитету государства. Они полны решимости хранить верность государству и королю, чего бы им эта верность ни стоила.
Теперь уже в открытую вспоминали участь Карла Первого Английского — особенно тот факт, что парламенту тогда удалось отправить короля на эшафот. Король противопоставил себя государству, и народ Франции начал поговаривать о том, что нация превыше короля. Это уже были по-настоящему революционные настроения: нация превыше короля. Церковь превыше Папы. И эти настроения распространялись все шире и шире.
35 
