— Слушайте, слушайте! Ведь это ужасно глупое недоразумение. Сами жалеете Кукушку и сами её прогнали! Кукушка-отец кричит: ку-ку! ку-ку! А Кукушка-мать кричит: хи-хи-хи-хи!
Бурая — это и есть Кукушка-мать. Сами поёте песенку и сами не знаете, про кого.
Молоденькая Рябина прошептала чуть слышно:
— Совершенно справедливо, совершенно справедливо.
А старый Дуб молчал: он триста лет прожил на свете, и его больше не интересовали слезливые песенки.
В другой раз Зоечка и её тётя пришли в рощу, когда поспела малина.
Они подошли к старому Дубу. Вдруг из его корней выпорхнула красногрудая птичка. Зоечка наклонилась и увидела между корнями гнёздышко. В нём сидело шесть птенчиков. Пятеро было в тёплом пушку, а шестой ещё совсем голый.
Зоечка сейчас же расплакалась:
— Зачем он голенький, ему холодно!..
А тётя опять погладила Зоечку по головке и сказала:
— Золотое сердечко!
Тогда молоденькая Рябина зашелестела всеми своими разрезными листьями:
— Слушайте, слушайте! Ведь этот птенец вышел на свет тремя днями позже других. Он подрастёт и оденется. Те пятеро тоже были голенькие, а над ними не плакала даже их родная мать.
И пожилая Берёзка зашелестела всеми своими листьями, похожими на сердечки:
— Слушайте, слушайте! Ведь это же Кукушонок! Не его надо жалеть, а других птенчиков.
Но Зоечка и её тётя не обращали никакого внимания на шелест листьев. …..
А старый Дуб молчал.
И в третий раз Зоечка и её тётя пришли в рощу, когда осенний ветер срывал с деревьев их листья.
Зоечка глянула под корни старого Дуба и заплакала.
Там сидел один Кукушонок. Он так вырос, что закрывал собой всё гнёздышко.
Прилетела красногрудая птичка, и Кукушонок сейчас же открыл рот и закричал.
Кукушонок был так велик, а красногрудая птичка была так мала. Ей пришлось сесть ему на голову, чтобы скормить ему бабочку, которую она принесла. И голова красногрудой птички при этом совсем исчезла в разинутом рте Кукушонка.
Тётя спросила Зоечку:
— Что ты плачешь, моё сердечко?
И Зоечка прошептала, всхлипывая:
— Да… Все птенчики давно уже вылетели из гнезда. А этот бедненький — хны! хны! Всё время хочет кушать!
Тогда молоденькая Рябина прошептала всеми своими оставшимися разрезными листьями:
— Смотрите, смотрите! Ведь это Кукушонок!
Когда он был ещё голенький, он вышвырнул из гнезда всех детей Красногрудки. Они были слабые, в пушку и погибли один за другим в траве.
Кукушонок убил их. Пожалейте птенчиков Красногрудки!
И пожилая Берёза прошептала всеми своими оставшимися листьями, похожими на сердечки:
— Смотрите, смотрите! Он вырос гораздо больше своей кормилицы-Красногрудки, а всё ещё просит есть у неё. Он лентяй и обжора. Его нельзя жалеть!
Но Зоечка ещё пуще залилась слезами и прохныкала:
— Все другие птички — хны! хны! — улетят за море в тёплые края. А эта останется. Пойдёт снег. И — хны! хны! — бедная птичка замёрзнет.
Тётя сказала:
— Не могу видеть, как разрывается твоё золотое сердечко. Знаешь что, — возьмём эту птичку домой. Ты сама будешь кормить её булочкой, пока опять не настанут тёплые дни.
И Зоечка прошептала сквозь слёзы:
— И буду петь ей песенку.
Тут даже старый Дуб не выдержал и проскрипел:
— Скры!.. Скру!.. Поскру!.. Послушайте! Ведь это ж ужасно груст… нет, глупая история! Бросьте Кукушонка! Красногрудка, прочь, — он исправится. Крылья есть, какая кручина? А булку — крысам! Послушайте! Скрылись!..
Зоечка и её тётя заткнули уши от страшного скрипа старого Дуба, подхватили Кукушонка и поспешно ушли из рощи.
Дома Зоечка посадила Кукушонка за куклин стол и до тех пор кормила его сладкой булочкой, пока Кукушонок не перестал просить есть.
Тогда Зоечка уложила его в куклину кроватку, прикрыла куклиным одеялом и запела тонким жалостным голоском:
- Там вдали за рекой
- Раздаётся порой:
- Ку-ку! Ку-ку!
Кукушонок сейчас же закрыл глазки.
Зоечка дальше:
- Это птичка кричит
- У зелёных ракит:
- Ку-ку! Ку-ку!
Кукушонок перевернулся на спинку.
Зоечка тихонько кончила песенку:
- Потеряла детей,
- Жалко бедненьких ей.
- Ку-ку! Ку-ку!
Кукушонок дрыгнул ножками и сдох.