15 
Вы пишете, чтобы я про «Сев<ерный> вестник» держал в секрете * . Недели 2–3 тому назад я получил письмо от некоего литератора, который подробнейшим образом описывал мне кризис * , переживаемый «С<еверным> вестником»; он пишет, что о кризисе все говорили вслух на похоронах Полетики * . Вот тут и извольте иметь секреты!
Если у «Сев<ерного> вестн<ика>» 4 тысячи подписчиков, то, конечно, робеть нечего! 4 тысячи — цифра настолько хорошая, что при известных усилиях и осторожности можно и капитал нажить и невинность соблюсти. По крайней мере можно обойтись без долгов. Чтобы приобрести пятую или шестую тысячу, нужно рекламировать. Без рекламы у нас всё идет черепашьим шагом.
Пожалуйста, полюбуйтесь на 1-й номер «Эпохи»! Какое мальчишество! * Все эти господа эпоховцы разыграли из себя таких мальчишек, что просто совестно.
Жоржинька талантливый человек. Из всех пианистов, скрипачей, дирижеров, барабанщиков и горнистов, каких только я знал на своем веку, Жоржинька единственный показался мне художником. У него есть душа, есть чутье и взгляды, он неглуп и мало испорчен предрассудками тех кружков, где ему волею судеб приходилось бывать. Главное его горе — лень и робость. Он не верит себе. Я недостаточно серьезен и недостаточно музыкален, чтобы иметь силу убедить его. Вам же он, к счастью, верит, и Ваша попытка возбудить его может иметь хорошие результаты * . Я хотел бы, чтоб умная и милая линтваревская семья не прожила свой век зря. Линтваревы — прекрасный материал; все они умны, честны, знающи, любящи, но всё это погибает даром, ни за понюшку табаку, как солнечные лучи в пустыне.
Теперь о зависти * . Если премию мне дали в самом деле не по заслугам, то и зависть, которую она возбуждает, свободна от правды. Завидовать и досадовать имеют нравственное право те, кто лучше меня или идет рядом со мной, но отнюдь не те господа Леманы и Кo * , для которых я собственным лбом пробил дорогу к толстым журналам и к этой же премии! Эти сукины сыны должны радоваться, а не завидовать. У них ни патриотизма, ни любви к литературе, а одно самолюбьишко. Они готовы повесить меня и Короленко за успех. Будь я и Короленко — гении, спаси мы с ним отечество, создай мы храм Соломонов, то нас возненавидели бы еще больше, потому что гг. Леманы не видят ни отечества, ни литературы — всё это для них вздор; они замечают только чужой успех и свой неуспех, а остальное хоть травой порасти. Кто не умеет быть слугою, тому нельзя позволять быть господином; кто не умеет радоваться чужим успехам, тому чужды интересы общественной жизни и тому нельзя давать в руки общественное дело.
Мои все шлют Вам привет.
Ваш А. Чехов.
Ленскому А. П., 26 октября 1888 *
513. А. П. ЛЕНСКОМУ
26 октября 1888 г. Москва.
26 октябрь.
Уважаемый Александр Павлович, сегодня я был у Вас и оставил «Калхаса» * и копию. Когда цензурованный экземпляр перестанет быть нужным, то, будьте добры, возьмите его от режиссера и сохраните: он пойдет к Рассохину * .
Я назвал «Калхаса» «Лебединой песней». Название длинное, кисло-сладкое, но другого придумать никак не мог, хотя думал долго. Простите, что я так долго возился с пьесой. Дело в том, что ей пришлось пройти в этот раз два чистилища: драмат<ическую> цензуру и комитет. Если бы не цензура, то она давно уже была бы у Вас.
Почтение Лидии Николаевне. Желаю Вам здоровья.
Душевно преданный
А. Чехов.
Линтваревой Е. М., 27 октября 1888 *
514. Е. М. ЛИНТВАРЕВОЙ
27 октября 1888 г. Москва.
27 окт.
Доктор, Вы забыли написать, сколько стоят плахты. Такая скрытность меня немножко конфузит. Пожалуйста, напишите, и буде пожелаете дать какое-нибудь поручение, не церемоньтесь и давайте: я к Вашим услугам.
Премия имеет значение, так сказать, духовное. Если глядеть на нее с чиновничьей точки зрения, то она уподобляется Станиславу 3-й степени. Она казенная. Когда меня потащат служить на войну, ее запишут в мой формулярный список; главный корпусный доктор, прочитав сей список, глубокомысленно почешет у себя за ухом и промычит: «М-да…» Вот и всё.
15 
