Особенно,... 
84 
Он вел четыре войны, намереваясь отхватить себе самые лакомые куски европейского пирога, и кое-что действительно отхватил, но главная цель — господство на континенте — так и не была достигнута, как не была решена задача оздоровления французской экономики. Она была не просто больна, она пребывала в жестокой агонии. К примеру, государственный валовый доход составлял в 1715 году 69 миллионов ливров, а затраты — 132 миллиона.
При этом аристократия освобождалась от каких бы то ни было налогов и повинностей, средний класс был изрядно прорежен расправами над гугенотами, а все остальные подданные «Короля-Солнца» влачили самое жалкое существование, которое с настораживающей периодичностью заявляло о себе кровавыми бунтами в провинциях. Король отвечал на них кровавыми расправами, но проблемы так и оставались проблемами.
Г. Риго. Портрет Максимилиана Коуница
Зато Версаль был, бесспорно, самым блестящим из королевских дворов Европы. Великолепные празднества, балы, спектакли, фейерверки, немыслимая, режущая глаз, роскошь придавали Версалю статус законодателя мод, манер, нравов — всего того, что принято именовать великосветской жизнью.
Элементами этой жизни были и возникшие при Людовике Парижская академия наук, Королевская музыкальная академия и обсерватория. Это было престижно и работало на имидж неустанного покровителя наук и искусств.
Между прочим, когда в 1665 году была поставлена антиклерикальная комедия Мольера «Тартюф», Людовик горячо приветствовал ее, а в 1680 году запретил без каких-либо объяснений своего решения.
Ему нравилось окружать себя знаменитостями, чтобы на их фоне выглядеть гораздо более мудрым, талантливым, опытным, чем любой из опекаемых им создателей признанных шедевров, справедливым и суровым «отцом»… В этом он, несомненно, предвосхитил Сталина. Впрочем, Гитлер тоже был не прочь учить писателей, о чем и как писать книги, живописцев — какая манера предпочтительней для создания образа «великой эпохи» или чего другого, но непременно великого.
Людовик XIV из кожи вон лез, чтобы придать ореол величия своей эпохе, но бедность ее невозможно было скрыть ни за фасадом Версальского дворца, ни за пышностью королевских выездов, ни за блеском бриллиантов, которые любвеобильный король дарил своим фавориткам.
Ш. Койнель. Портрет мадам де Муши
Именно фаворитки и придавали эпохе яркость, которую услужливые историки преподнесли потомкам как блеск державного величия.
Женившись в довольно-таки нежном возрасте, Людовик незамедлительно начал формировать свое галантное окружение, которое периодически обновлялось, но принципы и правила его существования оставались неизменными, разве что приобретая тот или иной оттенок в зависимости от особенностей характера очередной примадонны этого театра любви.
Их было немало, голубоглазых блондинок и смуглых брюнеток, статных красавиц и худосочных дурнушек, сдержанных умниц и крикливых дур, но только три из них оказали реальное влияние на имидж той поры, формальным символом которой был «Король-Солнце».
Луиза де Лавальер — та, которая чистосердечно любила именно короля, а не его величество, по общему мнению современников. Она не была красавицей. Ее лицо носило следы перенесенной в детстве оспы, а также она слегка прихрамывала. Говорят, лишь верхом на лошади она была неотразима, но Людовик считал ее верхом совершенства, одновременно подтверждая и мысль о том, что любовь слепа, и мысль о том, что она обладает даром ясновидения.
Они впервые обменялись любовными клятвами 16 августа 1661 года на роскошном празднике, устроенном министром финансов Никола Фуке (1615—1680 гг.) в своем новом дворце с мраморными лестницами и позолоченными залами. На этом празднике состоялась премьера комедии Мольера «Досадный случай».
Этот праздник превратился в действительно досадный случай, если обратить внимание на то, что король был уязвлен кричащей роскошью дворца министра финансов, и на то, что этот министр, не подозревая о только что начавшемся романе между королем и Луизой, предложил ей двадцать тысяч золотых пистолей за ночь любви.
Этот досадный во всех отношениях случай вскоре имел своими последствиями почти десятилетнюю связь короля с Лавальер, а также заключение в тюрьму министра Фуке, где он и пребывал до конца дней своих. Он слыл мудрецом и талантливым финансистом, так что тем более странным представляется его поведение в плане демонстрации своего кричащего богатства королю, который ни в чем не терпел соперничества.
84 
