18 
– Да ты жив больше, чем когда-либо! – фыркнул в ответ бес. – Теперь у тебя есть сила. Теперь все будет по твоей воле!
– А зачем? – Руфо хотел знать, ему необходимо было знать. – Я мертв. Моя плоть мертва.
Какие наслаждения могу я обрести? Какие мечты воплотить?
– Наслаждения? – вскинулся бес. – Разве кровь жреца не сладка? Разве ты не ощутил в себе немыслимую силу, приближаясь к жалкому человечку? Ты чувствовал на вкус его страх, вампир, и этот вкус был сладок, как кровь, полившаяся из его горла.
Руфо не отрывал от бесенка взгляда, но больше не жаловался. Кажется, Друзил говорил правду. Руфо ощутил страх жреца, и сила, прилившая к нему благодаря чужому ужасу, была несказанно сладка для того, кто был таким слабым при жизни.
Друзил подождал еще немного, пока не убедился, что Руфо, наконец, проникся мыслью хотя бы испробовать преимущества вампирского существования.
– Тебе надо уходить отсюда, – посоветовал бес, глядя на трупы.
Руфо посмотрел на запертую дверь, кивнул и повернулся, свесив с плиты ноги.
– В Подземелье, – сообщил он.
– Там ты не проберешься, – сказал Друзил, когда вампир, шаркая, направился к двери.
Руфо подозрительно обернулся, словно воспринял слова беса как угрозу.
– Яркое солнце, – пояснил Друзил. – Оно сожжет тебя дотла.
Выражение настороженного любопытства на лице Руфо мгновенно сменилось чистым ужасом.
– Теперь ты создание ночи, – твердо продолжил Друзил. – Дневной свет тебе не союзник.
Руфо пришлось проглотить горькую пилюлю, но, памятуя о том, что уже случилось, бывший человек принял эту новость стоически и вновь взял себя в руки.
– Как же я выйду отсюда? – спросил он язвительно.
Друзил махнул лапкой на ряд покрытых надписями камней у дальней стены мавзолея. Там находились склепы прежних наставников Библиотеки, включая Эйвери Скелла и Пертилопу. Но не все плиты были надписаны.
Сперва мысль о том, чтобы вползти в саркофаг, возмутила Руфо, но, отбросив предрассудки, оставшиеся у него с тех времен, когда он был живым, дышащим человеком, он посмотрел на мир глазами не-мертвого, создания ночи, и нашел эти прохладные, мрачные камни до странности привлекательными.
Друзил встретил Руфо у стены перед непомеченной плитой, вмурованной на высоте талии. Не зная, чего ожидает бес, вампир протянул свои окостеневшие руки и ухватился за край камня.
– Не так! – проворчал Друзил.
Руфо выпрямился, угрожающе взирая на беса. Друзил так откровенно подчеркивал свое превосходство, что начал утомлять вампира.
– Если ты отвалишь плиту, жрецы непременно обнаружат тебя, – объяснил бес и неслышно добавил привычное «Bene tellemara».
Руфо не ответил, но перевел взгляд с беса на стену. Как же проникнуть в склеп, не отодвигая камень? Дверей, чтобы открыть и закрыть за собой, тут нет; вынутые для похорон плиты жрецы потом задвигают на место и запечатывают, укрепляя известковым раствором.
– Вдоль камня тянется трещина, – показал Друзил, и когда Руфо нагнулся, то и он увидел бегущую по извести полоску у самого низа плиты.
Вампир пожал плечами, но, прежде чем он успел спросить, чем может помочь эта щель, на него накатило странное ощущение легкости, как будто он перестал быть реальным существом, обладающим материальной оболочкой. Руфо взглянул на во весь рот улыбающегося Друзила, затем вновь посмотрел на трещину, которая внезапно словно разрослась, став гораздо шире. И вампир вместе со своим черным балахоном растаял облаком зеленого пара, просочившись через крохотную щелку под плиту.
Он вновь обрел тело уже в тесных пределах каменного склепа, окруженный со всех сторон надежными стенами. На миг вампира окатила волна паники, чувство, что он оказался в ловушке. На сколько хватит воздуха? Он быстро захлопнул рот, испугавшись, что хлебнет слишком много драгоценной субстанции.
Но секунду спустя рот его снова открылся, издав визгливый смешок.
– Воздух? – громко спросил Руфо сам себя.
Руфо не требовался воздух, и, конечно же, он не в ловушке. Он может выскользнуть через эту щель с такой же легкостью, как и проник сквозь нее, или просто опуститься пониже и вышибить плиту из ее гнезда. Он знал, что достаточно силен для этого.
Внезапно вампиру стали ясны все недостатки слабого, ограниченного живого тела. Он припомнил каждый случай, когда он подвергался гонениям – несправедливым, по его мнению, – и подумал о тех двух жрецах Огма, с которыми так легко расправился.
18 
