— Мнимое? — Мёллер снова наклонился перед очередной дверью. В самом подвале потолок оказался еще ниже, и он шел теперь, согнувшись в три погибели и стараясь прогнать мысли о том, что над ним высится четырехэтажная махина на вбитых сто лет назад в глинистую почву деревянных сваях. — Что ты имеешь в виду, Иварссон? Разве ты не сказал, что в письмах содержится признание?
— Сперва мы обыскали квартиру. Включили его компьютер, открыли почтовый ящик и нашли все сообщения, которые он получал. В точности те, что он переправил Беате Лённ. Это и есть мнимое алиби.
— Я это уже слышал, — не скрывая раздражения, заметил Мёллер. — В чем суть дела?
— А суть дела, естественно, в том, что мы выяснили, кто посылал эти сообщения на адрес Харри Холе.
Мёллер услышал впереди какие-то голоса.
— Это здесь, прямо за углом, — пояснил тот, что представился соседом Харри.
Они остановились перед одним из подвальных чуланов, огороженных металлической сеткой. Внутри чулана сидели на корточках двое мужчин. Один из них при свете карманного фонарика считывал номер на задней стороне ноутбука, другой записывал. Мёллер заметил, что от розетки на стене ведут два провода — один был подключен к ноутбуку, а другой — к обшарпанному мобильному телефону марки «Нокиа», который, в свою очередь, был подключен к компьютеру.
Мёллер выпрямил спину, насколько это было возможно:
— И что это все означает?
Иварссон положил руку на плечо соседа Харри:
— Али говорит, что заглянул в подвал спустя пару дней после убийства Анны Бетсен и тогда в первый раз увидел в чулане Харри ноутбук с подключенным мобильником. Мы уже проверили телефон.
— Ну и?
— Это телефон Холе. Сейчас мы пытаемся выяснить, кто этот ноутбук купил. Но так или иначе, мы открыли ящик с исходящей корреспонденцией.
Мёллер прикрыл глаза. У него уже заныла спина.
— И нашли их, — Иварссон многозначительно покачал головой, — все письма, которые, как пытается уверить нас Харри, посылал ему какой-то мистический убийца.
— Хм, — произнес Мёллер, — все это не здорово.
— Но собственно улики Вебер обнаружил в квартире.
Мёллер вопросительно посмотрел на Вебера, который с мрачным видом показал ему прозрачный пластиковый пакетик.
— Ключ? — спросил Мёллер. — С инициалами АА?
— Нашел в ящике телефонного столика, — ответил Вебер. — По форме зубчиков он идентичен ключу от квартиры Анны Бетсен.
Мёллер посмотрел на Вебера пустым взглядом. В тусклом свете голой лампочки лица у всех были такими же мертвенно-бледными, как и оштукатуренные стены подвала, и Мёллеру почудилось, будто они находятся в могиле.
— Мне надо на воздух, — произнес он тихо.
Глава 37
Спиуни герман
Харри разлепил глаза, увидел прямо перед собой смеющееся девичье личико и тут же почувствовал, как стучит в висках.
Снова закрыл глаза, но ни смех девочки, ни головная боль не исчезли.
Он попытался восстановить события.
Расколь, туалет на станции метро, маленький, крепко сбитый, насвистывающий какую-то мелодию человек в поношенном костюме от Армани, протянутая для пожатия рука в золотых кольцах, черные волосы и длинный острый ноготь на мизинце. «Привет, Харри, я твой друг Симон». И — по контрасту с ношеным костюмом — новенький сверкающий «мерседес» с водителем, с виду родным братом Симона с такими же веселыми карими глазами и такой же волосатой и украшенной золотыми кольцами рукой.
В машине двое сидевших впереди всю дорогу болтали на какой-то смеси норвежского и шведского со странными интонациями, которые напоминали то разговор цирковых артистов, то коммивояжеров, то проповедников, то певичек из ночного клуба. Но говорили о мелочах. «Хорошо себя чувствуешь, друг?» — «Дрянная погода, правда?» — «Ты прекрасно одет, мой друг. Может, махнемся?» Веселый смех и щелчок зажигалки. Курит ли Харри? Пожалуйста, русские папиросы, редкое дерьмо, но зато как лихо, понимаешь? Взрыв веселого смеха. О Расколе ни единым словом не обмолвились, так же как и о том, куда держат путь.
А путь оказался не слишком дальний.
Миновав Музей Мунка, они свернули и по ухабистой дороге выехали к автостоянке напротив пустого заболоченного футбольного поля. В конце стоянки расположились три жилых автоприцепа. Два новых, больших, и один старый, маленький, без колес, стоявший на пустотелых бетонных блоках.