58 
– Эдуард совсем рехнулся! – возмущался Ланкастер.
И с ним соглашался даже Пемброк, хотя между ними продолжалась вражда – тот по-прежнему не мог простить Ланкастеру и его сторонникам то, что они похитили у него из-под носа этого прохвоста Гавестона…
Конечно, если бы не дрязги между баронами, они бы единым фронтом выступили против назначения Уолтера Рейнолдса, а так тому легко удалось проскочить.
* * *
Поступали новые известия о расправах короля Филиппа над тамплиерами, и король Эдуард лишний раз испытал удовлетворение, что не включился в эту кампанию, как того требовал его тесть. В Англии тамплиеры растворились в общей массе жителей, их никто не преследовал, и, узнавая о том, что происходит с их собратьями во Франции, они могли только благодарить англичан за сохрание им жизней.
Филипп же продолжал преследовать их с яростью и жестокостью, которые было трудно понять. Да, он хотел отнять их богатства, но ведь это можно было делать, не подвергая рыцарей Ордена таким мучениям. Вести, доходившие из Франции, были чудовищными. Изабелла говорила себе: это лишь означает, что ее отец – сильный человек, и потому французы дрожат при упоминании его имени. Эдуард никогда не сможет быть таким. Поэтому его бароны позволяют себе то и дело взбрыкивать и идти против него, а Ланкастер только и ждет удобного момента, чтобы захватить власть. С ее отцом такое не пройдет… Да, Эдуард слаб и неумен, и когда малютка Эдуард подрастет, что-то наверняка изменится в этой стране – она уверена и сама позаботится об этом.
Пока же ей следует выказывать больше приязни мужу, даже если для этого нужно заставлять себя. Необходимо иметь еще детей, среди них обязательно мальчиков, потому что, хотя маленький Эдуард, благодарение Богу, здоров, мало ли что может случиться… Что же касается несчастных тамплиеров – ее сильный и умный отец, видимо, знает, что делает.
Много рыцарей Ордена прошли уже через немыслимые пытки и были сожжены на костре, но Великий Гроссмейстер де Моле оставался в живых, хотя тоже был изувечен и сломлен истязаниями и под пытками признал все грехи, которые палачи приписывали Ордену и ему лично. Однако когда, подчинившись требованию короля Филиппа, папа римский дал согласие на публичную казнь, и двух самых главных узников – Великого Гроссмейстера де Моле и Гроссмейстера Нормандии – вывели на эшафот, установленный в переднем дворе собора Парижской Богоматери, где собралась большая толпа парижан, оба мученика, собравшись с силами, громко объявили, что отказываются от всех прежних показаний, вырванных у них нечеловеческими истязаниями. Притихшие люди слушали ясные старческие голоса, и по толпе пронесся ропот, что этими голосами говорит сам Бог. Люди заволновались, послышались крики протеста. Смертная казнь была в тот день отложена.
Узнав об этом, король Филипп пришел в ярость. Он кричал, что слишком долго ждал этого дня и не потерпит никаких проволочек. Сегодня же, велел он, казнь должна свершиться. Пусть с первой вечерней звездой оба преступника будут сожжены заживо.
Слово короля Франции было законом, и поступили, как он сказал. На остров Сите, где должна была происходить казнь, собрали намного больше народа, чем раньше к собору Богоматери. Все были поражены и напуганы видом приговоренных: казалось, это совсем иные люди – не измученные пленники, приготовившиеся к страшной смерти, а воспрянувшие к жизни пророки. Глаза у них горели светом прозрения, головы были высоко подняты, руки не дрожали. Жак де Моле сказал стражникам, подошедшим ближе, чтобы связать его:
– Подождите, я должен сложить руки для молитвы Богу, который знает, что я невиновен в том, в чем меня обвиняют. И потому горе тем, кто мучил нас и посылает на смерть…
Его уже связали, когда он крикнул внятным сильным голосом:
– Бог не простит нашей смерти, знайте это!
Мертвая тишина повисла над площадью. Многие опустили головы. Людей перестал уже привлекать спектакль под названием «сожжение на костре», ради которого они сюда явились. Плохие предчувствия овладели ими.
Треск разгоравшихся поленьев казался громом с неба, а когда вспыхнуло пламя, многие из присутствующих пали на колени и начали молиться.
Да, говорили парижане, расходясь с площади, чего уж хорошего ждать для Франции, когда ее короля прокляли сквозь пламя костра. И его прислужника, папу римского, – тоже… Что будет? Что будет?..
Слухи о проклятии с костра разлетелись далеко, и когда спустя месяц после казни скончался папа, люди уверовали, что оно стало действовать.
58 
