Как и полагается супруге, Элис налила ему вина, поднесла бокал. Он задумчиво взял его, не в силах сдержать восхищения от золотистого блеска ее глаз и думая, была бы она рада, если бы он сейчас умер от болезни или погиб, как Глостер, в бою. Он решил, что вряд ли. Потому что он ей вообще безразличен.
– Я прибыл от короля, – сказал он.
– И окончательно подчинили его? – спросила она.
Он встревоженно оглянулся через плечо. Женщина должна понимать, что подобные слова не для посторонних ушей. Ему показалось, на ее губах появилась легкая усмешка, и он подумал, не с такой ли усмешкой будет она провожать его на казнь, если его обвинят в предательстве государственных интересов и узурпации власти.
– Король делает все, чтобы вновь завоевать любовь и уважение подданных, – сказал он. – Неудача при Баннокберне поразила его в самое сердце.
– Ничего удивительного, – ответила Элис и добавила: – Наверное, он не слишком доволен теми, кто не последовал за ним туда.
– Зато благодарен тем, кто настоял, чтобы он уехал с поля боя, – сказал Ланкастер. – Иначе они с Пемброком оказались бы в плену у шотландцев.
– Мы живем в неспокойные времена, – небрежно произнесла Элис. – Страна должна особо чтить тех людей, кто сохранил силы, не растратив их в сражении с врагом, и теперь может взять в свои руки бразды правления страной.
С этими словами она снова слегка улыбнулась, надменно и с чувством превосходства. Он ощущал ее ненависть. За что?.. И тоже ненавидел ее. Он думал: неужели я никогда не избавлюсь от нее? Не найду себе в жены приятную, милую женщину, которая одобряла бы мои действия, интересовалась моими делами, гордилась моим происхождением, тем, что я сделался самым значительным лицом в стране?.. Вместо всего этого он встречает постоянную недоброжелательность, а теперь еще и презрение, одной из причин для которого, видимо, является то, что он не сопутствовал королю в походе на Шотландию.
На самом же деле графиня Ланкастер вообще не думала сейчас ни о своем муже, ни о поражении при Баннокберне, ни о делах в государстве. Ее мысли сосредоточились на недавней встрече с одним человеком.
Это случилось во время недавней верховой прогулки. Ее конь сбил подкову, и оказавшийся поблизости человек пришел ей на помощь и провел к своему дому. По ее меркам, дом был совсем маленький и невзрачный, а человек совсем простой и незнатный – всего-навсего сквайр – оруженосец. Но там ее приняли с теплотой и сердечностью. Он немного хромал, этот сквайр, но, к ее собственному удивлению, ей даже понравился его физический недостаток.
Они мило болтали с хозяином дома, пока кузнец подковывал коня, и ей показалось: что-то возникло между ней и этим мужчиной, который был весел, много смеялся, шутил и оказался весьма образован и начитан. Ей так приятно было в его доме, что она решила во что бы то ни стало повторить свой визит.
Что вскоре и сделала. А потом ее визиты в этот небольшой дом из серого камня, с башенками, увитыми вьющимися растениями, стали все чаще и чаще. Дом превратился для нее в заколдованный замок, особенно, когда хозяин сделался ее любовником.
Сейчас за столом, слушая и почти не слыша, о чем говорил ее муж, она думала, что бы тот сказал, узнав, что у его жены есть любовник, что имя его Эбуло ле Стрейндж и он совсем простой дворянин, во всяком случае, по сравнению с графом Ланкастером.
* * *
Ох, как бы радовался Перро, если мог бы видеть, какое торжество устроено в его честь!
Эдуард велел забрать останки своего друга из доминиканского монастыря в Оксфорде и перевезти в Ленгли. Туда, где было им когда-то особенно хорошо вдвоем. Где они устраивали шикарные представления, в которых сами принимали участие, а Уолтер Рейнолдс поражал всех умением подобрать костюмы и декорации.
Чума на Ланкастера! Сегодня Эдуард напрочь забудет о нем и о его гнусных происках. Впрочем, весьма успешных. Сегодняшний день будет посвящен памяти Перро! И только ему! День радости и скорби. Радости – что он был в жизни Эдуарда. Скорби – потому что его нет.
Пускай говорят, погребение обошлось втридорога. Неважно! Он готов отдать все, что у него имеется, за память о Перро.
Радость и скорбь этого дня с Эдуардом разделил Уолтер Рейнолдс, спасибо ему! По его указанию четыре епископа и четырнадцать аббатов присутствовали на церемонии. Но ни одного барона… Это что-нибудь да значило. Главным образом, что они уже не считают для себя обязательным почтить короля своим присутствием. А помимо того, понимают: их появление на похоронах можно принять за осуждение ими тех людей, кто повинен в убийстве Гавестона, и, в первую очередь, самого Ланкастера как основного зачинщика.