45 
— Если честно, то нет.
Ее бледные до того щеки запылали. «С чего бы им пылать, — с горечью подумал Сальваторе, — если только не от чувства вины?»
Джессика сглотнула, пытливо взглянула в непроницаемые голубые глаза, на миг закрыла глаза и обреченно спросила:
— Ты узнал?
— Сколько ты за него получила? — проигнорировал ее вопрос Сальваторе. — Надеюсь, не сильно продешевила?
— Сальваторе, пожалуйста, я могу все объяснить!
Сальваторе был неумолим:
— Так сколько? Девять? Десять?
Джессика повесила голову.
— Больше?
— Четыре с половиной.
Сальваторе поднял брови и даже покачал головой:
— Всего-то? Как же ты так опростоволосилась, милая?
Джессика наконец собралась с силами и прямо встретила его взгляд:
— Может, потому, что никогда прежде не имела дела с бриллиантами...
Сальваторе прищурился, словно обдумывая ее ответ. «В принципе в этом мире все возможно, — признал он, — но пока лично мне бескорыстные люди не встречались». Он думал, что Джессика была первой: упрямой, но не без задних мыслей. Что ж, тем сильнее было его разочарование. И восхищение: да, ловко она его надула! В ее-то годы...
— Возможно, протянул он. — Тогда мне особенно интересно узнать, что толкнуло тебя на этот поступок.
Сальваторе не знал, что его мысли отразились на его лице. Джессика почувствовала себя так, словно ее ударили в живот. Ее сердце упало. Выражение лица Сальваторе сказало ей — все его опасения в отношении ее оправдались.
Слезы подступили к ее глазам, но Джессика сердито сомкнула веки, не давая им пролиться.
— Мне нужны были деньги, чтобы помочь бабушке, пока ее рука сломана и она ничего не может делать, — с достоинством произнесла она. — Я бы не стала продавать браслет и ухаживала бы за ней сама, но я не хотела терять работу.
Сальваторе рассмеялся:
— О боже, ты не могла придумать какую-нибудь более убедительную ложь?
— Ты мне не веришь? — спросила Джессика с болью в сердце.
Его смех оборвался так же резко, как и начался.
— А как ты думаешь? Если тебе были нужны деньги, почему ты не обратилась ко мне?
— Потому что не хотела просить у тебя ничего. Я боялась, что ты поставишь меня в ряд с другими людьми — и, наверное, таких людей немало, — кому от тебя нужны только деньги. — Она помолчала и продолжила, и в ее голосе звучал вызов: — К тому же ты ведь сказал, что это подарок, а значит, я могла делать с ним все, что захочу. Или, прибегая к твоей логике, подари ты мне духи, пользоваться ими я должна была бы только с твоего высочайшего позволения, так?
— Не искажай мои слова, — процедил Сальваторе. — Ты знала, что можешь обратиться ко мне за помощью. Наши отношения...
Джессика не дала ему закончить, объятая внезапно вспыхнувшим гневом:
— Отношения?! К твоему сведению, отношения — это когда люди считают друга полноправными партнерами, а не когда.... — Она горько засмеялась и махнула рукой. — Ты не мужчина, ты робот.
Глаза Сальваторе угрожающе сузились. Он резко схватил ее за руку и дернул на себя:
— А вот это уже почти оскорбление. Хочешь убедиться, что я мужчина?
Джессика ничего не могла с собой поделать. Тело, несмотря на ее смятенное состояние, тут же отреагировало на эту близость, на жар, исходящий от его тела, опаливший ее огнем. Нет, не желает она больше быть рабыней своих страстей...
— Нет, — с усилием прошептала она.
Сальваторе несколько секунд смотрел на нее, на его скулах заходили желваки, но он слегка ослабил свою хватку. В устремленных на себя серых глазах он прочел все, о чем Джессика думала, но так и не сказала вслух.
— Понятно, — протянул Сальватор. — Тебе надоело быть игрушкой, которую вытаскивают из ящика, когда хотят поиграть, и прячут обратно, наигравшись. — Джессика опустила глаза, но он заставил ее поднять голову и смотреть на него. — Но ты ведь этого хочешь?
Джессика закрыла глаза.
— Да, ты хочешь меня, — ответил за нее Сальваторе и усмехнулся над собой.
Как легко просто сказать, что между ними все кончено, и уйти. Это была бы желанная свобода, подслащенная сознанием того, что Джессика по-прежнему желает его, если бы не одно но — его желание к ней все так же сильно, как и в начале их отношений. Он не может отпустить ее, пока его желание обладать ею не утихнет в крови. И то, что она лгунья, дела не меняло.
Ее губы манили к себе. Сальваторе проклинал себя, склоняясь над ней, но почему-то тело вышло из-под его контроля.
45 
