54 
Все же в конце концов Тамаё заметила, что находится в своей собственной комнате, лежит в своей собственной постели и на ней ее собственная ночная одежда. Как это может быть? Не принес ли Томо ее в эту комнату, чтобы обесчестить? Нет, это немыслимо. Значит, он принес ее сюда после того, как осуществил свое злодеяние? Сердце у Тамаё чуть не разорвалось от нового приступа печали и гнева.
Послышался шорох по ту сторону двери. Тамаё поспешно прикрылась одеялом и окликнула:
— Кто там?
Ответа не последовало, и она спросила еще раз:
— Кто там?
— Извиняюсь, барышня. Меня беспокоит, как вы себя чувствуете?
Это голос Макаки. Искренний и простецкий, как всегда, но в нем звучит ласковая озабоченность. Тамаё не смогла сразу ответить ему. Знает ли Макака? Знает ли он, что Томо, наверное, подверг ее наихудшему бесчестью, которое может выпасть на долю женщины?
— У меня все в порядке. Все хорошо.
— Вот и ладно. Кстати, барышня, тут у меня есть кое-что, одним словом, вам надо бы на это глянуть. Ага, я так думаю, вам надо на это глянуть, да поскорее. Чем скорее вы это увидите, тем скорее успокоитесь.
— Что это?
— Клочок бумаги. Крошечный клочочек бумаги.
— И этот клочок бумаги меня успокоит?
— Именно так, барышня.
Тамаё призадумалась.
— Тогда подсунь его под дверь, — сказала она.
Ей не хотелось никого видеть. Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь, даже Макака, видел ее лицо.
— Ладно. Так я и сделаю. А вам, как это увидите, так сразу и полегчает. А потом я все расскажу, только сперва вы малость успокойтесь, лягте и полежите тихонько, ладно?
Он говорил совсем как няня, ласково, утешительно. На глаза у Тамаё навернулись слезы.
— Макака, а сколько времени?
— Самое начало одиннадцатого.
— Да… я знаю… но… — в замешательстве пробормотала Тамаё, глядя на часы у постели, и Макака наконец понял, чего от него ждут.
— Ох, барышня, извиняюсь. И вправду, откуда вам знать? Сегодня-то — уже завтра. Прошла ночь, а теперь одиннадцатый час утра. Понимаете?
— Да, понимаю.
— Я подсуну бумажку под дверь, а вы прочтете, а потом еще поспите, ладно? А я пошел, меня инспектор зовет.
Когда шаги Макаки, удаляясь, стихли в коридоре, Тамаё выскользнула из постели. Уголок бумаги торчал из-под двери. Она подняла его и вернулась в постель. Это был маленький листок, словно вырванный из записной книжки, и на нем было написано что-то неразборчивое. Она включила лампу.
Писавший, должно быть, пытался изменить почерк — иероглифы имели странно жесткое и неуклюжее начертание. Тамаё прочла, и снова ее бросило сначала в холод, потом в жар:
Томо не добился своего. Я свидетельствую, что Тамаё осталась чиста и невинна, как прежде.
Человек из тени
Неужели это правда? Кто этот «Человек из тени»? И главное, откуда у Макаки этот клочок бумаги?
— Макака! Макака! — тут же закричала Тамаё, но его уже след простыл.
Некоторое время она размышляла над всем случившимся, затем встала и поспешно оделась. Дурман еще не совсем прошел, но это не может ее остановить, она должна избавиться от неопределенности — от этой ужасной неопределенности — и немедленно.
Одевшись и наспех приведя себя в порядок, Тамаё вышла в коридор и стала искать Макаку, но его нигде не было.
Ну да, конечно, вспомнила она, он ведь что-то говорил об инспекторе, будто тот его ждет. Идя по коридору к главной части дома, она увидела раскрытую дверь комнаты, где было полно людей.
— Тамаё! — первой ее заметила Саёко и бросилась к ней через всю комнату. — Сказали, что тебе нездоровится. У тебя все в порядке? Ты бледна.
Сама Саёко тоже выглядела не слишком здоровой.
— Да, спасибо, Саёко. — Тамаё заглянула в комнату и нахмурилась. — Что, опять что-то случилось?
Там были инспектор Татибана, Киндаити и все члены клана Инугами. Кроме одного — Томо. А странное напряжение, которое она заметила на лице Макаки, вызвало у нее дурные предчувствия.
— Похоже на то… — Саёко вопросительно посмотрела на Тамаё. — Томо не видели со вчерашнего вечера.
Тамаё вспыхнула. Неужели Саёко знает о вчерашнем и пытается вытянуть из нее сведения?
— И что?
— Тетя Умэко и дядя Кокити забеспокоились и позвонили инспектору… подумали, а вдруг опять… опять случилось что-нибудь такое.
Лицо бедной Саёко исказила боль. Похоже, не родителей, а именно Саёко по-настоящему встревожило исчезновение Томо.
54 
