Особенно,... 
96 
Тема дьявола не давала Мише покоя всегда. Меняя обличья, мефистофели кочевали по его произведеньям, — писатель, словно бы поставил себе целью понять, вытащить на свет смысл существования Сатаны…
Которого не существовало!
«Неужели он был слепой, как и все?»
«Нет, он не мог быть слепым. Не мог быть сатанистом. Не мог…»
— Катя, поворачивай назад. Мы уже полчаса тут стоим, — заныла Чуб — заведение, выпустившее в свет изобретателя вертолета, отвлекло ее ненадолго. — Едем обратно!
«Обратно…
Обратный обряд.
Анти-обряд!!!
Вроде киевского обряда раскрещивания, который прошла Маргарита.
Я поняла!!!!!»
— Успеем, — обрубила Дображанская. Ее вольво сдвинулось с места. — У меня точный план кладбища. Могила рядом со входом. Кстати, нужно не забыть прояснить, могу ли я по закону быть похоронена рядом с моими родными на Байковом. Козырное место, там сейчас только политиков и академиков хоронят. Надо застолбить за собой.
— Думаешь, уже пора? — прочирикала Чуб.
— Так мы едем на Байковое? — охнула Маша.
На Байковом были похоронены родители Михаила Булгакова, — мать и отец, умерший от той же болезни, что и великий писатель, не ставший врачом и не научившийся лечить склероз почек.
На Байковом был похоронен сын Миши Врубеля, могилу которого Маша так и не нашла.
И на улицу Байковую, минут пятнадцать спустя въехало Катино вольво, а спустя еще две минуты притормозило у правого кладбища, между двух древних ворот.
*****
Первые из них — ширококостные и толстостенные, с пузатыми колоннами и православными маковками, напоминали приземистый белокаменный вход в русский монастырь.
Вторые — похожие на католический костел, увитые плющом, стремились к небу пятью тонкими готическими башенками, с острыми металлическими наконечниками крыш.
Над вторыми воротами Маша прочла полусбитую надпись «...TI MOPTUI QUIINOIMINO MORIUNTUP». Над первыми, православными, — писанное маслом «Радуйсе радосте наша, покрый нас от всеякого зла честным твоим амосфом».
Но, не смотря на католическую фамилию, Дображанская выбрала «радуйсе радосте».
— Так. — Притормозив в устье центральной аллеи, Катя взглянула на план. — Перед церковью повернуть направо. Потом сюда и туда… Все очень конкретно. Идемте.
— Стойте.
Машин взгляд привлек стог завядших цветов.
Сбившись с прямого пути, Ковалева свернула направо, обошла памятники в первом ряду, прошла два десятка шагов, и поняла:
Она не ошиблась.
С возвышавшегося над свежей могилой черно-белого фото на Машу смотрело лицо Красавицкого.
И студентка успела подумать: видно не зря в семье его бытовала легенда, что род их идет от Мазепы — от Мазепы ли нет, Красавицкие были непростыми людьми, раз смогли похоронить сына на центральной алее Байкового.
Прежде чем подумала:
«Он умер… Он мертв».
Она перестала считать его мертвым.
И не стала…
Ведь Мир — был. Он был с ней! Он наверняка был с ней и сейчас.
Сейчас, на погосте, у его увядшей могилы, ей стало жутко от этой мысли.
Мир, мертвый, стоит у нее за спиной…
— Вот видишь, — обхватила Чуб Машу за талию, — я тебе говорила! Не связывайся с привидениями. Потом по кладбищам ходить спокойно нельзя.
— Идем, Маша, — сказала Катя. — Не нужно здесь стоять. Лучше не станет.
Он вдруг перестал быть живым для нее!
«Не надо… Уйди… пожалуйста. Мне страшно! Прости», — закричал Машин страх.
Страх внезапно исчез.
Впереди была желтая церковь Святого Воскресения — как две капли воды похожая на маленький Владимирский собор.
А Катина тетка, похоже, и впрямь обладала Катиным сухим, деловитым умом, поскольку, не вынудив блуждать ни секунды, ее начерченный по памяти план заставил их свернуть у кладбищенской церкви, и привел к массивному черно-мраморному памятнику, увенчанному каменным крестом.
Его окружали полуразрушенные склепы, с вывороченными или запаянными намертво дверьми. Ангелы с отрубленными руками, покосившиеся ограды, керамические лица покойных, разбитые камнем.
— И это престижное кладбище города! — попрекнула погост Катерина. — Здесь лежит наша элита.
Она перевесилась через витую решетку, охранявшую монумент ее бабки:
— В каком, ты сказала, году погибла та женщина?
— В этом.
Маша смотрела на вырезанные на камне нетленные буквы.
Анна Михайловна Строгова.
96 
