43 
Уже совсем стемнело. Встала луна. Подняв глаза от окна, я взглянула через стеклянную крышу на ее огромный круглый диск. Она словно улыбалась нам и говорила:
– Для вас не зажгли свечи. Вас не пустили туда, где веселье и блеск. Но зато я дарю вам свой мягкий волшебный свет.
Я снова посмотрела в залу. Музыканты играли вальс, и я почувствовала, как меня захватывает его ритм. Пожалуй, когда мы приехали в Лондон, я сама не ожидала от себя, что буду хорошо танцевать. Это умение обеспечивало мне партнеров в те далекие времена, когда тетя Аделаида еще не отчаялась выдать меня замуж и вывозила на балы. Увы! Бедная тетя Аделаида! За приглашениями на балы не следовало иных предложений.
Я слушала, как зачарованная, когда вдруг меня кто-то взял за руку. Я вздрогнула от испуга и повернулась. Рядом со мной стояла маленькая фигурка, и я с облегчением узнала Джилли.
– Ты пришла посмотреть, как танцуют? – спросила я.
Она кивнула. Ей не хватало роста дотянуться до окна, и мне пришлось подсадить ее. При лунном свете разобрать было трудно, но я была уверена, что сейчас ее взгляд потерял свою пустоту.
Обернувшись к Элвине, я попросила:
– Принеси табурет, чтобы Джилли могла встать на него. А то ей плохо видно.
– Пусть сама возьмет, – ответила та.
Джилли кивнула, и я опустила ее на пол. Через мгновение она вернулась с табуретом, а я подумала:
– Если она все понимает, то почему же она не может говорить с нами?
Теперь, когда появилась Джилли, Элвина потеряла интерес к тому, что происходит внизу. Она отошла от окна и с первыми тактами вальса, который всегда действовал на меня магически – я имею в виду «Голубой Дунай» Штрауса – начала танцевать.
Музыка, казалось, подействовала и на мои ноги. Я не знаю, что произошло: в меня как будто вселилось что-то, подчиняя зовущим звукам «Голубого Дуная», и я двинулась навстречу Элвине, повторяя движения, которые делала когда-то на балах, куда возила меня тетя Аделаида. Но никогда еще я не танцевала, как в ту ночь в солярии.
До меня донесся радостный возглас Элвины, потом – смех Джилли.
– Не останавливайтесь, мисс. Пожалуйста, продолжайте. У вас так хорошо получается, – воскликнула Элвина.
Я танцевала с воображаемым партнером в залитом лунным светом солярии, а добрая луна улыбалась мне. Но вдруг из угла комнаты навстречу мне выступила фигура – и мы продолжили танец.
– Вы восхитительны, – произнес голос, и я узнала Питера Нэнселлока в элегантном вечернем костюме. Его рука лежала на моей талии, как полагается в вальсе. Я опомнилась и хотела остановиться, но он попросил:
– Нет… нет. Слышите: дети не хотят, чтобы мы останавливались. Вы должны танцевать со мной, мисс Лей, как положено.
И мы закружились снова. Мои ноги существовали как бы отдельно от меня и, раз начав, без устали исполняли знакомые движения. И все же я сказала:
– Так не принято.
– Однако это доставляет удовольствие и мне, и вам, – парировал он.
– Вы должны быть с гостями.
– Но с вами – приятнее.
– Вы забываете…
– Что вы гувернантка? С удовольствием бы забыл, если вы позволите.
– Не существует причин, по которым вам бы следовало это забывать.
– Я уверен, если бы мы все могли об этом забыть, вы были бы счастливее. Как вы прекрасно танцуете!
– Это единственное из того, что надлежит уметь дамам, в чем я достигла некоторых успехов.
– А я уверен, что вы похоронили в этой пустой комнате целый клад.
– Мистер Нэнселлок, по-моему, эта милая маленькая шутка несколько затянулась.
– Это не шутка.
– Я хочу вернуться к детям.
В этот момент мы оказались около них, и я увидела восторг на лице Джилли и восхищение в глазах Элвины. Остановись я сейчас, все вернется на свое место и я снова стану простой гувернанткой, а танцуя, я существо иного порядка. Какие глупые и смешные мысли, но сейчас мне хотелось быть не серьезной, а легкомысленной.
– Вот он где!
Я повернула голову и, к моему ужасу, увидела, что в солярий поднялись несколько человек. Среди них была и леди Треслин в своем алом платье, а значит, Коннан Тре-Меллин тоже тут. Кто-то захлопал, остальные подхватили, и в этот момент музыка кончилась. В замешательстве я попыталась поправить прическу, которая растрепалась от танцев, и подумала:
– Завтра мне откажут от места за легкомыслие и безответственность: я заслужила это.
– Какая прекрасная мысль, – сказал кто-то. – Танцы при луне – что может быть приятнее? Музыку здесь слышно, как в зале.
43 
